В обязанности свидетеля не входит забавлять трибунал притчами и анекдотами.
Сочувствие — штука не очень емкая и не очень растяжимая. Оно хорошо, пока речь идет о единицах, и оно беспомощно, когда дело коснется массы.
В обязанности свидетеля не входит забавлять трибунал притчами и анекдотами.
Сочувствие — штука не очень емкая и не очень растяжимая. Оно хорошо, пока речь идет о единицах, и оно беспомощно, когда дело коснется массы.
— ... Теоретически можно идти с радароскопом, но вы когда-нибудь пробовали ходить в горы с таким снаряжением?
Пиркс признался, что не пробовал.
— И не советую. Это самый сложный способ самоубийства.
Впрочем, моя гипотеза может оказаться совершенно ложной. Эта проблема, чисто теоретическая, приобретает существенный интерес позже, когда мы сделаем из его шкуры ковер.
Ведь каждый человек — это ходячая геологическая формация, прошедшая через тысячу раскаленных эпох и еще через тысячу — ледниковых, когда слои оседали на слои... Сначала тот, начальный, первый и потому ни с чем не сравнимый мир ребенка до знакомства с языком, — мир, который позже гибнет, поглощенный стихией речи, но все же таится где-то на дне. Это вторжение красок, форм и запахов в мозг, вторжение через органы чувств, открывшихся сразу после рождения... и лишь потом начинается разделение на мир и не-мир, то есть на «не-я» и «я». Ну а потом — это половодье гормонов, эти противоречивые, на разных уровнях программы влечений и убеждений... История формирования человека — это история сражений мозга с самим собой.
Они шли на скорости, от которой, как их безмятежно предупредил водитель, «рано или поздно вытекут глаза».
Тогда вся наша человечность — это только сумма наших дефектов, наших изъянов, нашего несовершенства; это то, чем мы хотели быть и чем быть не можем, не умеем, то есть просто зазор между идеалом и его осуществлением?