— Что же здесь произошло? — спросил король Нарготронда.
— А что тебе неясно, король Ородрет? Я шел с Лютиэн, увидел двоих мерзавцев, они были верхом и при мечах, я — пеший и безоружный, — дай, думаю, сведу с ними счеты. И подло напал.
— Что же здесь произошло? — спросил король Нарготронда.
— А что тебе неясно, король Ородрет? Я шел с Лютиэн, увидел двоих мерзавцев, они были верхом и при мечах, я — пеший и безоружный, — дай, думаю, сведу с ними счеты. И подло напал.
— Каким предательством ты купил Камень?
— Если бы оно было так, сын Феанаро, я бы взял с собой пять сотен стрелков и велел вас перебить, едва увидев — хотя бы ради собственного спокойствия и спокойствия моих детей. Не там ты ищешь предательство, Куруфинвэ. Если уж тебе так охота поглядеть на того, кто для предательства как следует созрел, разверни щит и посмотрись в него.
— Наемный убийца нолдор... — вырвалось у нее.
— Ошибаешься, малышка, — Берен как ни в чем не бывало обмакнул кусок хлеба в подливу. — Нанял меня Гортхаур, а для нолдор я убивал по зову сердца.
— Так ты думаешь, я называю Моргота Морготом только чтобы достать тебе до печенок?
— Не знаю, что и думать. Поначалу я думал, что ты говоришь это просто по привычке. Но тебе несколько раз намекнули, что эта привычка оскорбляет окружающих — неужели ты так ничего и не понял? Остается только считать эти оскорбления умышленными.
— Ильвэ, — процедил Берен. — А тебе не приходило в голову, что я и в самом деле могу считать вашего Учителя тем, кем я его и называю — Черным Врагом? От всего сердца?
— Если твое мнение противоречит мнению окружающих, лучше держать его при себе.
Я знаю, что меня ждет смерть, еще никто из людей ее не миновал, и дважды никто не умирал.
Песнь Финрода, творящая чары личин, впечаталась в разум особым образом: им легко и привычно было думать о себе как об орках...
— А теперь спать, — голос Финрода тоже сделался низким и хриплым.
— Не так, — поправил его Берен. — Спать, лошачьи дети!
Мое сердце подсказывает мне, что путь, который Инглор избрал для себя, я изменить не смогу. Когда мы виделись с ним в последний раз, он был как стрела на дуге напряженного лука. Он целился собой — во что? Он один знает; а потом сделал выстрел, и ничто сейчас не в силах отклонить эту стрелу с ее курса. Мне страшно, Соловей. Миг достижения цели станет последним мигом стрелы.
— Не будь ты моим гостем, упрямец, ты заглянул бы в глаза смерти еще до рассвета.
— Я смотрю в них не отрываясь, лорд Карантир, — тихо проговорил Берен. — Смотрю в них с самого рождения. Треть моей жизни смерть была рядом со мной, я ложился с нею в постель, как с любимой женой. Я был ее паладином, я складывал к ее ногам трупы, как юноши складывают охапки цветов к ногам дев. Она платила мне ласками, от которых кровь застывала в моих жилах. Ты знаешь, что беоринги кричат, идя в бой? «Райадариан», «радуемся»! Что ты такого можешь показать мне, чего я еще не видел?