Богам угодно разлучить нас на некоторое время, чтобы потом мы уже не расставались никогда.
И он знал также, что сойтись с женщной после долгого перерыва будет несуразным святотатством; и что, если выпив «Жюрансона», оставить вино выдыхаться в бутылке, оно превратится вскоре просто в безвкусную желтую жидкость.
Умирaeт любoвь, нaчинaeтcя cкукa,
У нoвoй игры имя — рaзлукa.
И кaпaют cлeзы, cмывaя вecнушки
Лишь тoлькo бы были у Aнны игрушки...
Историки могут быть серьезными людьми, да и сама история порой оказывается настолько мрачной, что не располагает к веселью. Но ведь историю делают живые люди, и каких только казусов при этом не случается.
Боже мой, а какой роскошный праздник — получение писем! Оценить его может только тот, кто долго находится вдали от дорогих людей.
Есть всегда что-то щемящее в сценах расставания. Каждое расставание – это разлука. А всякая разлука – это мини-смерть.
Нам остались только облака,
Электронные только строчки.
Может глупо вечно ждать звонка,
Может проще поставить точку?
Ну а если тот, кто из-за слабого зрения вынужден рассматривать все его окружающее вблизи, еще и обладает здравым смыслом, он, как правило, склонен описывать этот мир таким, каким он является на самом деле.
— Меня мама этому научила. Она отлично печёт блинчики.
— ... скучаешь по ней?
— Очень. Наверное, только в разлуке с кем-то мы понимаем, насколько дорог нам этот человек.
Пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на «да-да, вот здесь и ниже»,
Я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет
меня повсюду, до куда только достанет. И день утекает, словно сквозь пальцы жидкость,
И я забываю, когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.
Пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,
Я пробираюсь по горной тропинке в воздух и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь.
Я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит,
Я перемыла все, что нашлось в квартире и не разбила, хотя подмывало бросить.
Пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,
Я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.
Я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы,
Я поняла, что я все могу. И надо же! Даже вернуться, видишь, не попросила.
Cлайд с цитатой