Ныне, когда, раздражая, зудя, дразня,
Кто-то с незримых высот глядит на меня,
Вскидываюсь, вперяюсь во мрак, но слышу
Голос, извечный и ровный — как снег, как дождь:
«Угомонись. Не заметишь, как пропадешь».
Ныне, когда, раздражая, зудя, дразня,
Кто-то с незримых высот глядит на меня,
Вскидываюсь, вперяюсь во мрак, но слышу
Голос, извечный и ровный — как снег, как дождь:
«Угомонись. Не заметишь, как пропадешь».
Самая высокая степень человеческой мудрости — это умение приспособиться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним грозам.
Когда сознание пусто, природа человека проявляется воочию. Пытаться узреть природу, не сделав сознание покойным, — все равно что ловить отражение луны в волнах. Когда помыслы безмятежны, сердце становится чистым. Пытаться раскрыть свет сердца, не овладев своими помыслами, — все равно что чистить зеркало, покрывая его пылью.
По улице моей бежит мужчина,
Смущая неокрепшие умы,
Поскольку для пробега нет причины,
А также шарфом в стиле хохломы.
Предвестьем нерасчисленных событий
Он выбежал и совершает бег,
Хотя, казалось, мог бы просто выйти -
Как гражданин страны, как человек.
Куда бежит бегун? И есть ли точка,
К которой добежать стремится он?
Утром встаешь... Нет, не встаешь -
в морду будильник бьешь.
«Ерш твою медь! думаешь. — Ерш...»
но ощущаешь брешь
в сонной кулисе, и в эту дыру
с детства трубят и горнят поутру:
«Надо! Вставай! Поешь!»
Надо? — встаешь. Завтрак? — жуешь.
Время идти? — идешь
в вечный долбеж, в мертвый галдеж,
в липкий дневной елей.
Люди не любят, когда их беспокоят. Они предпочитают ложь, главное, чтобы она выглядела правдоподобно.
Что за эпос эта странная эпоха!
Избирательная память щурит глаз
И за яростной ордой чертополоха
Различает маргаритку напоказ.
Люди не любят, когда их беспокоят. Они предпочитают ложь, главное, чтобы она выглядела правдоподобно.
На языке воды, бормочущей в ночи, мы
Не значим ничего, и нам названья нет.
В нем наши имена и дни неразличимы
И, как тела в реке, не оставляют след.