Низами Гянджеви

Увы, на этой лужайке, где согнут страстью я,

Какую еще отраду сорву с ветвей бытия!

У пальмы нет больше тени, ее опали плоды,

Плоды и листья той пальмы сломила буря беды.

Кривой небосвод, вращаясь, спешит мне выдолбить гроб

И мне камфару пророчит снегами тронутый лоб.

Мой мускус в белом мешочке рождался, хоть черен он.

Теперь же мускусом черным — мешочек белый рожден.

Две нити чистых жемчужин таил мой рот молодой,

Но небо, нити порвавши, рассыпало жемчуг мой.

Мои жемчуга, как звезды, рассыпались из ларца,

Когда восток заалевший сверкнул мне звездой конца.

Мой день окончен. Прощаюсь с развалиной этой я,

Лечу, как сова, в жилые пространства небытия.

Мой стан согнулся — и клонит к земле вершину мою, -

Затем что, тяжек плодами, в саду смиренья стою.

Я надвое перегнулся, чтобы не обагрить одежд, -

Затем что сердце кроваво и кровь упадает с вежд.

На лоб седые сугробы ложатся все тяжелей:

Страшусь, не рухнула б кровля непрочной жизни моей.

С горы, окованной снегом, вода свергается в дол, -

Вот так и я, омраченный, слезами весь изошел.

Истаял весь я. На землю, как тень, я упасть готов -

И я, упав, не оставлю, как тень, на земле следов.

Никто меня и не помнит, — затем что нет больше сил

Добраться до сердца милых и тех, кто меня любил.

Мой стан изогнулся луком, как будто сердцу грозит

Стрела последнего часа — и я укрылся за щит.

Увы! К зениту блаженства меня напрасно б влекло,

Коль в низшей точке надира{*} сломилось мое крыло!

В саду вселенной нагими мои деревья стоят:

Плоды надежд с них сорвали каменья, буря и град.

Растенье, плод свой осыпав, челом вздымается ввысь,

Но пальма моя согнулась, когда плоды сорвались.

Моя голова мгновенно, втянувшись, скрылась меж плеч -

Затем что страшен ей смерти мгновенно сверкнувший меч.

Глаза мои ослабели. Страшусь друзей помянуть:

Лицо умыл я слезами, сбираясь в последний путь.

Страдаю в убежище скорби — затем что нет больше сил

Ступить на порог высокий дворца, где я прежде жил.

Моя последняя буква в последнем слове моем…