Анатолий Мариенгоф

Я пришел к тебе, древнее вече,

Темный люд разбудил медным гудом,

Бросил зов, как собакам печень,

Во имя красного чуда.

Назови же меня посадником,

Дай право казнить и миловать.

Иль других не владею ладней

Словом, мечом и вилами?

Застонет народ чистый

От суда моего правого —

С вами вместе пойдем на приступ

Московии златоглавой.

Затопим боярьей кровью

Погреба с добром и подвалы,

Ушкуйничать поплывем на низовья

И Волги и к гребням Урала.

Я и сам из темного люда,

Аль не сажень косая — плечи?

Я зову колокольным гудом

За собой тебя, древнее вече.

Другие цитаты по теме

Твердь, твердь за вихры зыбим,

Святость хлещем свистящей нагайкой

И хилое тело Христа на дыбе

Вздыбливаем в Чрезвычайке.

Что же, что же, прощай нам, грешным,

Спасай, как на Голгофе разбойника,—

Кровь Твою, кровь бешено

Выплескиваем, как воду из рукомойника.

Кричу: «Мария, Мария, кого вынашивала! —

Пыль бы у ног твоих целовал за аборт!..»

Зато теперь: на распеленутой земле нашей

Только Я — человек горд.

Люди — как куклы. Интересны, пока новые.

Всякие отношения с людьми научили меня только одному. Ценности одиночества.

Брошена. Короткое глупое слово. Можно тысячу раз читать об этом в книгах, тысячу раз думать, что не найти сюжета банальней. Это так… Но лишь до тех пор, пока не бросят тебя. А тогда можно до бесконечности говорить о банальности тусклому зеркалу, откуда бессмысленно глядят на тебя пустые погасшие глаза.

Мне казалось, кончился не только тот незнакомец, не только, завтра или после завтра, кончусь и я, закрытый, закопанный в грязь среди смущения и лжи участников процедуры, нет, так кончилось все, вся наша культура, вся наша вера, вся наша жизнерадостность, которая была очень больна и скоро там тоже будет закрыта. Кладбищем был мир нашей культуры.

Ну чё, Отец? Давай налью, да ещё хлопнем?

С душой споём нашей России гимн.

Знаешь, только мне как-то неловко

Перед тобой, батяня, ведь я слова забыл.

А может, ты на самом деле мне добра желаешь?

Да только я не верю тебе, устал от кары.

Вот ты глава, красава, ситуацию-то знаешь,

Навёл чуток порядок, но правосознание старое.

Вместо свободы — тоталитарный нрав,

Признаю обязанность, увы, но не имею прав.

Рядом с этим, по сути, ценным понятием,

Есть слово нигилизм. Так сложно убрать его.

Они любят говорить о нашей нечестивости. Им кажется, что мы не можем им навредить, потому что они святы в той же степени, в какой мы порочны и мерзки. Но, конечно, мы можем.

Мы умеем строить сверхзвуковые самолёты и отправлять ракеты в космос, мы способны найти преступника по одному-единственному волоску или микрочастице кожи, мы выращиваем помидоры, которые сохраняют свежесть три недели и даже дольше, мы придумали малюсенький электронный чип, способный вместить пропасть информации. Мы умеем оставлять людей умирать на улице.

Сгусток крови, злобы сгусток.

Это люди, говоришь?

Это люди, кроме шуток.

Ночь упала на Париж.

Было ль время добрых истин,

Был ли гармоничный век?

Отчего, скажите, в жизни

Так страдает человек?

С того самого дня я чувствовал, что внутри меня образовалась какая-то полость. Такая дыра не могла появиться в один момент. Что-то разъедало изнутри мое тело, как капли воды мало-помалу точат камень.