Брет Истон Эллис. Гламорама

Я читаю: «Семтекс производится в Чехословакии». Я читаю: «Семтекс — пластическая взрывчатка без цвета и запаха». Я читаю: «В распоряжении Ливии имеются тонны семтекса». Я читаю: «Для того чтобы взорвать пассажирский самолет, требуется шесть унций». Я читаю заметку о новой пластической взрывчатке под названием «ремформ», которая производится и распространяется в США только «подпольно» и на настоящий момент недоступна в Европе. Я читаю список, в котором приводятся все плюсы и минусы ремформа. Я читаю вопрос, который Бобби накорябал на полях страницы: «Лучше, чем семтекс?», — а затем три слова, на которые я пялюсь до тех пор, пока они не заставляют меня пройти на кухню с целью налить себе чего нибудь выпить: «…необходимо провести испытания…»

0.00

Другие цитаты по теме

…но тут происходит взрыв.

Вспышка света, громкий звук, и «БМВ» разносит на клочки.

Размах причиненных разрушений сперва не очень понятен, да он и не имеет особого значения. Суть в самой бомбе, в том, где она была заложена и приведена в действие. Суть вовсе не в Бригид, превратившейся в кровавый фарш, и не в ударной волне, подбросившей в воздух тридцать студентов, оказавшихся вблизи от машины на десять метров в воздух и не в пяти студентах, погибших на месте — причем двоим пронзило грудь осколками, пролетевшими через весь двор, и не в задней половине машины, которая в полете отрывает случайному прохожему руку, и не в трех студентах, которым выбило глаза. Суть не в оторванных ногах, и не в пробитых черепах, и не в людях, которые умрут от кровопотери в течение ближайших нескольких минут. Вывороченный асфальт, почерневшие деревья, скамейки, забрызганные слегка подгорелой кровью, — все это не так уж и важно. Суть — в наличии воли осуществить разрушение, а не в последствиях, ибо последствия — это всего лишь декорации.

— Правительство действительно враг народа. — Бобби поворачивается ко мне. — Боже мой, Виктор, тебе ли уж этого не знать.

— Но Бобби, я не занимаюсь… политикой, — невнятно бубню я.

— Все ей занимаются, Виктор, — говорит Бобби, вновь отворачиваясь от меня. — И с этим ничего не поделаешь.

На это заявление мне нечего ответить, так что я молча допиваю остатки «космополитена».

— Тебе следует серьезно заняться своим мировоззрением. Твое мировоззрение вызвано недостаточной информированностью.

— Мы убиваем безоружных людей, — шепчу я.

— В прошлом году в нашей стране совершено двадцать пять тысяч убийств, Виктор.

— Но… но я то не совершил ни одного из них.

Бобби терпеливо улыбается, вновь возвращаясь к тому месту, где сижу я. Я смотрю на него с надеждой.

— Лучше держаться от всего этого в стороне, Виктор?

— Да, — шепчу я, — наверное, лучше.

— Но это невозможно, — шепчет он в ответ. — Вот что ты должен понять.

— Но, чувак, я же… я же… я же…

— Виктор.

— …чувак, мне было так трудно в последнее время, это меня в какой то степени оправдывает…

Я смотрю на него взглядом, полным мольбы.

— Тебе не за что оправдываться, чувак.

— Бобби, но я же… я же американец, правда?

— Ну и что, Виктор? — говорит Бобби, глядя на меня сверху вниз. — Я тоже.

— Но почему именно я, Бобби? — спрашиваю я. — Почему ты мне доверяешь?

— Потому что ты думаешь, что Сектор Газа — это название ночного клуба, а Ясир Арафат — имя черного рэппера, — говорит мне Бобби.

Зайка, Джордж Вашингтон тоже был террористом.

Действие объединяет. Слова разъединяют.

В любом случае, все это — только декорации.

— Так что, ты хочешь сказать мне, что мы не можем больше верить собственным глазам? Что все, что мы видим, — это подделка? Что кругом одна лишь ложь? И что все в нее верят?

— Но это факт, — говорит Палакон.

— Где же тогда правда? — кричу я.

— Ее не существует, Виктор, — говорит Палакон. — Вернее, их сразу несколько.

— Тогда как же нам жить дальше?

— Меняться, — пожимает он плечами. — Готовиться.

— К чему? К лучшему? К худшему?

— Возможно, в настоящее время эти понятия уже бессмысленны.

— Но почему? — взвываю я. — Почему?

— Потому что теперь никто не заботится о таких мелочах, — говорит Палакон, — Ситуация изменилась.

Тебе всегда наплевать на то, что не имеет к тебе никакого отношения.

— Разве не смешны все эти люди? — спрашиваю я, делая жест в сторону зала.

— Ну, не знаю, — говорит она. — Примитивность всегда утешает. Чувствуешь себя снова студенткой.

— Почему это?

— Потому что понимаешь, что, общаясь с тупицами, начинаешь сам себе казаться очень умным, — объясняет она. — По моему, в этом заключается весь смысл высшего образования.

Реальность постоянно ускользает от меня...

Зайка, мы всего лишь отражение нашего времени.