Со мной те же люди, что были — не переобулись.
Я бы пытался еще, но люди,
Увы, одноразовы.
Со мной те же люди, что были — не переобулись.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.
Человек-то начинается с конца.
Ведь только дойдя (доведя себя) до предела своего неуспеха, когда буквально жопой ощущаешь, что лучше ложку-то в руки не брать, а то ещё выскользнет и ударит кошку по голове, и та может пасть смертью оказавшихся_не_в_тот_момент_не_в_том_месте, и всё равно ещё пытаясь что-то пробивать, куда-то идти, истерически хвататься за любые проявления жизни, лишь бы не застрять на месте, но всё равно всё идёт прахом — именно тогда ты утыкаешься носом в единственную вещь: это воображаемая и незримая табличка, по которой стекает твоя бывшая улыбка...
Гордость моя была уязвлена: двадцать четыре часа я провел рядом с Томом, я его слушал, я с ним говорил и все это время был уверен, что мы с ним совершенно разные люди. А теперь мы стали похожи друг на друга, как близнецы, и только потому, что нам предстояло вместе подохнуть.
Свободный человек ни о чем так мало не думает, как о смерти, и мудрость его состоит в размышлении о жизни, а не о смерти.
Мне кажется, чувство между двумя людьми очень похоже на спичку. Воспламенившись в одну секунду, она неизбежно сгорит дотла или потухнет по вине человека. В этом случае, зажигать её вновь уже нет никакого смысла. Учитывая, тот факт, что у тебя еще целый коробок подобных, готовых вспыхнуть в свой час.
Человек чувствует, как тщетны доступные ему удовольствия, но не понимает, как суетны чаемые.