Одна из тех вещей, которые вгоняют меня в ужас при мысли о взрослой жизни, — то, что рано или поздно ты поддаешься сентиментальности в ущерб простой логике. Фальшивые чувства препятствуют действиям, как густой мед склеивает крошечные детали часового механизма.
Притворяться тупицей — один из моих многочисленных талантов. Если считать глупость теоретической физикой, то я — Альберт Эйнштейн собственной персоной.
Щекотка и учеба очень похожи. Когда ты сам себя щекочешь — это удовольствие; но когда это делает кто-то другой — мучение.
Как только люди получают над тобой власть, поразительно, как быстро их хватка распространяется на все стороны твоей жизни. Сначала они просто учат тебя азам безобидной географии, а потом ты ловишь их на том, что они критикуют твою манеру стоять или дышать.
Мы сошли с корабля в Квебеке. Канадский таможенник в черном костюме и фуражке поинтересовался целью моего визита.
— Исправительная колония, — объявила я.
Странное чувство охватило меня — или, вернее, пронзило меня, словно я зонтик, вспоминающий, как это, когда его открывают под дождем.
— А почему ты уверена, что она тебе откажет? А вдруг нет?
— Я боюсь правды. А молчание всегда оставляет мне надежду и возможность выбора.
Он боится, что я уйду. Я сказал, что не уйду, что никогда и мысли не допущу ни на секунду. Он мне не верит. Нам обоим сложно верить хоть во что-то, но мы всегда должны верить друг в друга.
Даже самая собранная женщина не может собраться, когда дело доходит до любви. Под своей оболочкой мы ранимы и подвержены воздействию!
— А когда сажал их на кол, что ты чувствовал? Стыд, ужас, силу? Ответь мне!
— Ничего. Ничего я не чувствовал. И это самое страшное зло.
Cлайд с цитатой