Плоский высохший ландыш из книги упал
На обшарпанный пол в коммунальной квартире.
Ты мне скажешь, чтоб нервы себе не трепал,
Но весеннего ветра стремительный шквал
В пыльный маленький мир
Наши окна впустили.
Плоский высохший ландыш из книги упал
На обшарпанный пол в коммунальной квартире.
Ты мне скажешь, чтоб нервы себе не трепал,
Но весеннего ветра стремительный шквал
В пыльный маленький мир
Наши окна впустили.
Как по полю по заросшему
Полетел белый дым.
Здесь под первою порошею,
Под снежком молодым.
В трех берёзах затеряемся.
В трёх стогах, в трёх соснах.
Пусть ничто не повторяется:
Ни кураж, ни весна.
Белые дымы в кипящей зелени.
Грозовая краткая пора.
Вновь жуками майскими простреляны
Тёплые густые вечера
Как по полю по заросшему
Полетел белый дым.
Здесь под первою порошею,
Под снежком молодым.
В трех берёзах затеряемся.
В трёх стогах, в трёх соснах.
Пусть ничто не повторяется:
Ни кураж, ни весна.
Как заметил поэт, от весеннего отпуска пьяный,
Не для праздности май нам, стремящимся к праздности дан.
Это время, когда мы пакуем в умах чемоданы,
сожалея о том, что не все уместит чемодан.
Еще день был коротким,
и на плач походил сырой снег.
А потом я услышал:
«Фиалки, фиалочки...» -
журчащее, как счастливый смех,
обволакивающее улицы и дома.
Это городу надушенные конверты
посылала русская зима.
Все понимали — это весна веселится.
Тяжелым грузовиком, стирая шины,
Она летит в свое завтра по дороге,
На обочинах отдыхая белой птицей Весны.
Вся измучилась, устала,
Мужа мертвого прибрала,
Стала у окна.
Высоко окно подвала,
Грязью стекла закидала
Ранняя весна.
Подышать весной немножко,
Поглядеть на свет в окошко:
Ноги и дома.
И, по лужам разливаясь,
Задыхается, срываясь,
Алая кайма.