Почти все, что мы называем жизнью, — это не более, чем бессонница, предсмертная агония, ибо мы утратили привычку отходить ко сну. Мы разучились отключаться, разучились пускать все на самотек. Мы как попрыгнучики на пружинках – чем больше мечемся, тем труднее снова забраться в коробочку.
Влюбленность оказалась скверной штукой, потому что она научила меня жить во лжи: улыбаться, когда улыбаться не хотелось, трудиться, когда я не верил в труд, жить, когда у меня не было для этого никаких оснований.
Надо только писать, отказавшись от всего другого и не занимаясь больше ничем, только писать, и писать, и писать, даже если весь мир советует бросить и никто не верит в тебя.
Мы с ним точно разговаривали на тайном языке, в процессе наших бесед другие засыпали или растворялись в воздухе, как призраки.
Каждый, кто стремится подняться над повседневным мельтешением, делает это не только в надежде расширить или углубить свой жизненный опыт, но и просто начать жить.
Всякий, кто не приемлет жизнь полностью, кто ничего не добавляет к жизни, тот помогает наполнить мир смертью.
Глядя на её невинный сон, кто мог бы сказать, что Богу принадлежит лишь половина этого прекрасного лица, другая же половина — Сатане?
Смрад, который они питались удалить из мира, есть тот самый смрад, который они в него внесли.
... даже то, как они употребляют прошедшее время, заставляло меня удивляться. Всего через час после погребения они скажут об усопшем — «он был таким добродетельным», как если бы речь шла об умершем в прошлом тысячелетии, об историческом деятеле, о персонаже «Кольца Нибелунга». А все объясняется тем, что он умер, умер бесповоротно, на все времена, и они, живые, отрезали его от себя отныне и навеки — сегодня надо жить, стирать, готовить, и когда следующий отправится на тот свет, надо выбрать гроб, затеять склоку вокруг завещания, и все это в повседневной обыденности, а тратить время на скорби и печали грешно, ибо Бог, если Он есть, завел именно такой порядок вещей, и нечего нам болтать попусту.
Cлайд с цитатой