— Подождите. Ну объясните мне, пожалуйста. Ну объясните — я что умер?
— Господи, как вы меня достали со своим вопросом этим. Я умер? Я умер? Я повешу здесь рекламный щит с огромными буквами, где будет написано «Нет, я не умер, но обязательно умру, потому что Я В КОМЕ». Ну вы же врач. Вы же понимаете что такое ко–ма. Одевайтесь.
— Извините. Мож хоть какая-то книжка есть почитать, а?
— Вон там под большим камнем посмотри. Двухтомник Чехова лежит.
— Ага. Спасибо. (Уходит к камню)
— Пожалуйста…(Из-за кадра звуки пыхтения в попытках поднять камень). Господи, ну что ж вы как дети, а? Ну были бы у меня книги, что ж я не дал бы вам. На следующей остановке библиотека будет. Хоть обчитайтесь.
Нам внушили, с детства заложили в генах любовь к человеку с ружьём. Мы выросли словно бы на войне, даже те, кто родился через несколько десятилетий после неё. И наше зрение устроено так, что до сих пор, даже после преступлений революционных чрезвычаек, сталинских заградотрядов и лагерей, после недавнего Вильнюса, Баку, Тбилиси, после Кабула и Кандагара, человека с ружьём мы представляем солдатом 45-го, солдатом Победы. Так много написано книг о войне, так много изготовлено человеческими же руками и умом оружия, что мысль об убийстве стала нормальной. Лучшие умы с детской настойчивостью задумываются над тем, имеет ли право человек убивать животных, а мы, мало сомневаясь или наскоро соорудив политический идеал, способны оправдать войну.
Помню, в молодости я думал, что смерть — явление телесное; теперь я знаю, что она всего лишь функция сознания — сознания тех, кто переживает утрату. Нигилисты говорят, что она — конец; ретивые протестанты — что начало; на самом деле она не больше, чем выезд одного жильца или семьи из города или дома.
Со злом договариваться бессмысленно. Его не получится ублажить. Любая сделка окажется заведомо проигрышной. Уступить им — значит, положить начало бесконечной цепочке смертей и страданий.
Я бы хотел умереть, как моя мать. Она была дома, занималась обычными делами, а потом сказала моей сестре: «Приготовь, пожалуйста, чаю, я собираюсь прилечь». Когда через пару минут сестра вошла в комнату с чаем, моей матери уже не было.
Она [смерть] всегда пунктуальна и ответственна. Если тикают часики, значит, люди смиренно принимают свою участь.
Фильтр сигареты испачкан в крови.
Я еду по минному полю любви.
Хочу каждый день умирать у тебя на руках.
Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.
Для того чтобы судить о действительной важности человека, следует предположить, что он умер, и вообразить, какую пустоту оставил бы он после себя: не многие выдержали бы такое испытание.
Cлайд с цитатой