Реклама, впрочем, — это всегда рай.
... в каждом языке есть два произношения: одно «правильное», для иностранцев, а другое свое, настоящее.
Реклама, впрочем, — это всегда рай.
... в каждом языке есть два произношения: одно «правильное», для иностранцев, а другое свое, настоящее.
Я ограничиваюсь французским языком, ибо это единственный иностранный язык, которому мы пытаемся научить наших детей. Знание же немецкого расценивается как измена Родине.
Вы, мужчины, никогда не поймете того, что как бы женщина ни любила, но бывают минуты, когда даже любимый человек становится ей в тягость.
Я сомневаюсь, что вообще есть мужчины, которые могут сказать, как была одета женщина, с которой они расстались десять минут назад.
Для истинного британца удовольствие только тогда удовольствие, когда оно запрещено законом. Всё, что разрешено, его не устраивает. Он только и думает, как бы нарушить закон. Однако в Англии особо не разгуляешься — чтобы попасть в переделку, надо изрядно потрудиться.
Но все нарушения и проступки меркнут в сравнении с таким непростительным преступлением, как хождение по траве. В Германии ходить по траве не разрешается нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах. Трава в Германии — предмет поклонения. В Германии хождение по траве расценивается как святотатство, это еще кощунственней, чем пляска под волынку на мусульманском коврике для молитвы. Даже собаки уважают немецкую траву и никогда не посмеют ступить на газон. Если вам в Германии попадалась бегающая по траве собака, то знайте — собака эта принадлежит какому-нибудь нечестивому иноземцу. У нас в Англии, чтобы собака не бегала по траве, газон окружают высокой сеткой, да еще с острыми зубцами поверху, а в Германии просто вешают табличку «Hunden verboten», и любая собака, в жилах которой течет немецкая кровь, посмотрев на эту табличку, поплетется прочь.
— А у вас, кажется, хороший велосипед, — сказал он. — Легко ходит?
— Да, как все они: с утра легко, а после завтрака немного тяжелее.
Жизнь, наполненная одними лишь радостями, однообразна. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное блаженство способно свести с ума.