Я живу в твоём сердце (Hum Aapke Dil Mein Rehte Hain)

Другие цитаты по теме

— Я надену тебе на шею мангалсутру и сделаю тебя своей женой. Девушка, которая выходит замуж становится не содержанкой, а женой!

— Вы считаете, что мангалсутры для этого достаточно? Здесь не Америка, где за несколько долларов вы можете переспать с любой женщиной. Мы — индианки, для нас деньги не имеют значение.

— Я не собираюсь ложиться с тобой в постель... или ты соглашаешься или...

— Я не игрушка, которую можно купить, а потом выбросить! Вы, кажется, считаете меня девушкой по вызову?! У меня есть достоинство и я привыкла себя уважать

— Успокойся, зачем так волноваться?

— В трудные времена мы продавали всё, что у нас было и даже мангалсутру, но у женщин в этой стране есть честь и они ей не торгуют, понятно?

Один человек спросил у Пророка:

«О посланник Божий, кто из людей в большей степени заслуживает уважения и хорошего отношения?» — «Мать», — ответил Пророк.

«А кто после?» — «Мать», — снова сказал посланник Аллаха.

«Кто еще [после неё]?» — «Мать», — в третий раз повторил Пророк.

«Ну а после?» — «Отец».

Отец Марка, инженер, часто уезжал в командировки, поэтому мать с сына пылинки сдувала:

«В детстве я не мог вздохнуть без того, чтобы она мне не сказала, что сделай я так, как советует она, у меня вышло бы лучше. Она заставляла меня стесняться. У меня до сих пор в ушах стоит ее голос: «Марочка, ты забыл свитерок! Маркуша, ты еще не поиграл на скрипочке!» Куда бы я ни шел, я слышал это бесконечное «Маркуша».

После нескольких встреч с Марком мне стало ясно, что его мать была не заботливой хлопотуньей и не безвредной занудой. Она влезла сыну во все печенки, пытаясь жить его жизнью вместо него.

Речь не шла о том, что «мама лучше знает», а скорее, что «мама знает ВСЁ»!»

Быть по-матерински заботливым — значит быть способным на безусловную любовь. Это значит любить человека просто ради радости любви, помогать человеку расти просто ради радости видеть, как кто-то растет.

Я падала больно, ревела, вставала,

колени и локти я в кровь разбивала,

а мама, лаская дрожащий комочек,

шептала: «Ходить ты научишься, дочка!»

Колени в порядке — шагаю, не трушу,

но вот спотыкаюсь и — вдребезги душу!..

Осколки в газетку смету осторожно,

свое пентамино сложить мне несложно:

вот место любви и надежды, вот — веры,

вот это — привычки, а это — манеры,

тут место забот и печалей, тут — жалость,

ну вот, посмотри, еще много осталось!

Достоинство, гордость, к мещанству презренье,

а эти осколки — мои озаренья...

Вот тут потускнело, а там — потерялось,

я слезы не лью — еще много осталось!

Жестокость и трусость — крупинки металла

(с асфальта ведь я все подряд наметала!) -

и зависть, и подлость, и жадности крохи

ползут по душе, ищут места, как блохи.

Я им не позволю забраться поглубже,

я лучше опять раскрошу свою душу -

столкну с подоконника жестко и грубо,

а после возьму семикратную лупу,

промою осколки, чтоб каждую малость

сложить и сказать: «Еще много осталось!»

Но, мама, если ты действительно хочешь мне угодить, то, пожалуйста, чуть больше считайся с собой и со своими удобствами.

Если почитаешь отца своего и мать — научись и чужих уважать.

... та, кто не уважает своей матери, потеряет и всякое уважение к себе.

— Эммик, что Вы потеряли в том ресторане, Вы мне скажите.

— Вы не видели красивой жизни, мама!

— А что, разве нельзя покушать со вкусом дома? Я же с утра уже все приготовила: и гефилте-фиш, и форшмак, и синенькие...

— Ой, Вы, мама, не смешите меня!

— Ой вэй, как будто у него нет дома, у этого ребенка. Эта Циля откуда взялась на мою голову, гембель, ведет себя, как румынская проститутка. Какое счастье, что твой папа не дожил до этого дня, когда он видел, чтоб ребенок пошел в ресторан от мамы. Мама готовит целый день...

I own my own pet virus,

I get to pet and name her.

Her milk is my shit,

My shit is her milk.