Я живу в твоём сердце (Hum Aapke Dil Mein Rehte Hain)

Другие цитаты по теме

— Я надену тебе на шею мангалсутру и сделаю тебя своей женой. Девушка, которая выходит замуж становится не содержанкой, а женой!

— Вы считаете, что мангалсутры для этого достаточно? Здесь не Америка, где за несколько долларов вы можете переспать с любой женщиной. Мы — индианки, для нас деньги не имеют значение.

— Я не собираюсь ложиться с тобой в постель... или ты соглашаешься или...

— Я не игрушка, которую можно купить, а потом выбросить! Вы, кажется, считаете меня девушкой по вызову?! У меня есть достоинство и я привыкла себя уважать

— Успокойся, зачем так волноваться?

— В трудные времена мы продавали всё, что у нас было и даже мангалсутру, но у женщин в этой стране есть честь и они ей не торгуют, понятно?

Один человек спросил у Пророка:

«О посланник Божий, кто из людей в большей степени заслуживает уважения и хорошего отношения?» — «Мать», — ответил Пророк.

«А кто после?» — «Мать», — снова сказал посланник Аллаха.

«Кто еще [после неё]?» — «Мать», — в третий раз повторил Пророк.

«Ну а после?» — «Отец».

Отец Марка, инженер, часто уезжал в командировки, поэтому мать с сына пылинки сдувала:

«В детстве я не мог вздохнуть без того, чтобы она мне не сказала, что сделай я так, как советует она, у меня вышло бы лучше. Она заставляла меня стесняться. У меня до сих пор в ушах стоит ее голос: «Марочка, ты забыл свитерок! Маркуша, ты еще не поиграл на скрипочке!» Куда бы я ни шел, я слышал это бесконечное «Маркуша».

После нескольких встреч с Марком мне стало ясно, что его мать была не заботливой хлопотуньей и не безвредной занудой. Она влезла сыну во все печенки, пытаясь жить его жизнью вместо него.

Речь не шла о том, что «мама лучше знает», а скорее, что «мама знает ВСЁ»!»

Быть по-матерински заботливым — значит быть способным на безусловную любовь. Это значит любить человека просто ради радости любви, помогать человеку расти просто ради радости видеть, как кто-то растет.

Я падала больно, ревела, вставала,

колени и локти я в кровь разбивала,

а мама, лаская дрожащий комочек,

шептала: «Ходить ты научишься, дочка!»

Колени в порядке — шагаю, не трушу,

но вот спотыкаюсь и — вдребезги душу!..

Осколки в газетку смету осторожно,

свое пентамино сложить мне несложно:

вот место любви и надежды, вот — веры,

вот это — привычки, а это — манеры,

тут место забот и печалей, тут — жалость,

ну вот, посмотри, еще много осталось!

Достоинство, гордость, к мещанству презренье,

а эти осколки — мои озаренья...

Вот тут потускнело, а там — потерялось,

я слезы не лью — еще много осталось!

Жестокость и трусость — крупинки металла

(с асфальта ведь я все подряд наметала!) -

и зависть, и подлость, и жадности крохи

ползут по душе, ищут места, как блохи.

Я им не позволю забраться поглубже,

я лучше опять раскрошу свою душу -

столкну с подоконника жестко и грубо,

а после возьму семикратную лупу,

промою осколки, чтоб каждую малость

сложить и сказать: «Еще много осталось!»

Если почитаешь отца своего и мать — научись и чужих уважать.

Но, мама, если ты действительно хочешь мне угодить, то, пожалуйста, чуть больше считайся с собой и со своими удобствами.

... та, кто не уважает своей матери, потеряет и всякое уважение к себе.

Я готов в аду гореть, лишь бы ты не пострадала.

Мать говорила: «Гнида ты! И в кого такая проглотка – знала бы, на алименты подала!»

И Гнида радостно тянула свои ненасытные губы в сторону голоса, запаха и вида матери. Но вскоре грудь перестала давать молоко, и наступила первая большая голодовка.