— Значит, ты меня любишь?
— Не буду врать. Я не уверена, что вообще кого-то люблю. Впрочем, из всех, кого я знаю, ты мне наименее противен.
— Значит, ты меня любишь?
— Не буду врать. Я не уверена, что вообще кого-то люблю. Впрочем, из всех, кого я знаю, ты мне наименее противен.
Шум внизу не стихал.
Я потянулся за пистолетом. Его не оказалось на месте.
— Ты пистолет брала? — спросил я.
— Нет.
— А как же?... Он тут лежал, когда мы ложились.
— Клянусь, даже не прикасалась, — повторила Каро. — Это её дух. Она не знает, что умерла, и бродит внизу.
— Чушь собачья. У женщин нет души, так что никто там не бродит.
— Да уж... — Я не нашелся, что возразить. — Ты всегда такая циничная?
— Не циничная, — возразила Каро. — Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди.
Каро продолжала, будто не слыша меня:
— Ты милый, Марк. В том-то вся беда. Меня привлекают подонки.
— Я могу стать подонком.
— С каких это пор? – хмыкнула Каро.
— С сегодняшнего утра. Я прошел мимо нищего и не подал ему.
— Да, только наверняка ты ему улыбнулся.
Я пожал плечами.
— Воспитание не пропьешь.
За неимением самой любви женщины хотят почувствовать ее ароматы, услышать отголоски, увидеть отражение.
Ты будешь думать, что я жестока, самолюбива. Да, это верно, но таково уж свойство любви: чем она жарче, тем эгоистичнее. Ты не представляешь, до чего я ревнива. Ты полюбишь меня и пойдешь со мной до самой смерти. Можешь меня возненавидеть, но все-таки ты пойдешь со мной, и будешь ненавидеть и в смерти, и потом, за гробом.
Очень легко думать о любви. Очень трудно любить. Очень легко любить весь мир. Настоящая трудность в том, чтобы любить реальное человеческое существо.
Я хочу прикоснуться к тебе... Взять за руку и нежно, осторожно обнять... Но между нами препятствие, которое так просто не преодолеть.