Ушла. Совсем ушла, тихо закрыв за собой дверь. И света не стало. Ни света. Ни боли. Ни жизни. Ничего.
Зэков-химиков элементарно не хватало, феремовские работяги en masse задницу себе понапрасну не рвали.
Ушла. Совсем ушла, тихо закрыв за собой дверь. И света не стало. Ни света. Ни боли. Ни жизни. Ничего.
Зэков-химиков элементарно не хватало, феремовские работяги en masse задницу себе понапрасну не рвали.
Хасан знал, что каждую душу придется протрясти сквозь самое частое сито, пропустить сквозь самые мелкие ножи, чтобы потом никогда не вспоминать о получившемся человеческом фарше. И никогда не сомневаться в том, что из него можно вылепить все, что угодно. Ему угодно.
Редкая муха успевала пролететь между хрипуновским «захотел» и хрипуновским «сделал».
Квартира, уже бессердечно позабывшая своих прежних евреев, дохнула ей в лицо молчаливым, инфернальным ужасом одинокого похмелья.