— Помнишь сказку про Аленький цветочек?
— Помню, — сказала я.
— Я только сейчас понял, в чем ее смысл.
— В чем?
— Любовь не преображает. Она просто срывает маски.
— Помнишь сказку про Аленький цветочек?
— Помню, — сказала я.
— Я только сейчас понял, в чем ее смысл.
— В чем?
— Любовь не преображает. Она просто срывает маски.
– Если разобраться, нигде нет ничего настоящего, – сказала я. – Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту. И когда ты радуешься за другого, ты заполняешь пустоту любовью.
Ведь секс – не просто стыковка известных частей тела. Это еще и энергетический союз между двумя существами, совместный трип. Если мы научимся складывать наши гипнотические векторы для того, чтобы вместе нырять в любовную иллюзию, думала я, мы устроим себе такой вокзал для двоих, где каждая шпала будет на вес золота.
Мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла. Но мы не можем разорвать порочный круг, потому что не умеем создавать ничего другого. Любовь имеет совсем иную природу, и именно поэтому ее так мало в нашей жизни. Вернее, наша жизнь такая именно потому, что в ней нет любви. А то, что принимают за любовь люди — в большинстве случаев телесное влечение и родительский инстинкт, помноженные на социальное тщеславие.
Любовь маскируется под нечто другое, пока её корни не достигнут дна души и недуг не станет неизлечимым. До этого момента мы сохраняем легкомыслие — нам кажется, мы всего-то навсего встретили забавное существо, и оно развлекает нас, погружая на время в веселую беззаботность. Только потом, когда выясняется, что никто другой в мире не способен вызвать в нас эту простейшую химическую реакцию, мы понимаем, в какую западню попали.
Возникла та неловкая пауза, которая знакома любому сердцееду, оставшемуся наедине с объектом своих воздыханий. Оба голубка знают, что привело их в это укромное местечко, и в глубине души хотят, чтобы все случилось как можно быстрее – но из светских приличий все еще ломают комедию друг перед другом (а бывает, и перед собой – особенно если перемудрить с транскарниальником).
— Слушай, Затворник, ты все знаешь. Что такое любовь?
— А откуда ты знаешь это слово? — спросил Затворник.
— Когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю.
— Гм... Как же это получше объяснить... Представь себе, что ты упал в воду и тонешь.
— А разве может быть так много воды?
— Может. Ну что — представил?
— Мм... Кажется, да.
— А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха, и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а это так и есть), то любовь — это то, за что ты можешь ухватиться, чтобы не утонуть.
— А что же это может быть?
— Да все, что угодно. Хуже всего, если это кто-то другой — он может отдернуть руку и исчезнуть.
Вот, кстати, еще один способ, каким маскируется любовь – желание обладать выдает себя за стремление помочь и спасти…
Люди уже столько веков сравнивают любовь с болезнью, что желающий высказаться на эту тему вряд ли сообщит человечеству радикально новое. Можно лишь бесконечно уточнять диагноз.