Все — все равно, все не имеет значения, и я прекрасно знаю почему.
... он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я ответил, что жизнь все равно не переменишь.
Все — все равно, все не имеет значения, и я прекрасно знаю почему.
... он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я ответил, что жизнь все равно не переменишь.
Я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет.
Как он уверен в своих небесах! Скажите на милость! А ведь все небесные блаженства не стоят одного-единственного волоска женщины.
И тогда он очень быстро, взволнованно сказал, что он верит в Бога и убежден, что нет такого преступника, которого Господь не простил бы, но для этого преступник должен раскаяться и уподобиться ребенку, душа коего чиста и готова все воспринять.
Несколько лет назад передо мной было открыто все, со мной говорили о моей жизни, о моем будущем. Я со всеми соглашался. И даже делал то, что от меня требовали. Но уже тогда все это было мне чуждо. Стушеваться, стать безличным — вот чего мне хотелось. Отказаться от такого счастья наперекор всему.
С женой он счастлив не был, но, в общем, привык к ней. Когда она умерла, почувствовал себя очень одиноким.
Итак, меня считали разумным. Но я не мог понять, почему же то, что в обыкновенном человеке считается достоинством, оборачивается сокрушительной уликой против обвиняемого.