Василий Васильевич Розанов. Сахарна

Смех есть вообще недостойное отношение к жизни, — вот почему я отрицаю Гоголя.

Боже! — даже улыбнуться над жизнью — страшно.

Жизнь, вся жизнь, всякая жизнь — божественна.

И не любить жизни — значит не любить Бога.

Вот отчего весь Гоголь или все существо Гоголя есть грех.

Прекрасный грех, — не отрицаю. Но кто же будет настаивать на прекрасном грехе.

0.00

Другие цитаты по теме

... религия вечно томит душу; религия, судьба, наша маленькая и бедная судьба, горе ближних, страдание всех, искание защиты от этих страданий, искание помощи, искание «Живого в помощи Вышнего»...

Боже, Боже: когда лежишь в кровати ночью и нет никакого света, то есть никакой осязательный предмет не мечется в глаза, — как хорошо это «нет», потому что Бог приходит во мгле и согревает душу даже до физического ощущения теплоты от Него, — и зовёшь Его, и слышишь Его, и Он вечно тут...

Отчего же люди «не верят в Бога», когда это так ощутимо и всегда?..

«Мы соль земли».

— Да, горькая соль из аптеки. От которой несёт спереди и сзади.

(«наша молодежь»)

Да: устроить по-новому и по-своему отечество — мечта их, но, когда до «дела» доходит, — ничего более сложного, чем прорезать билеты в вагонах, не умеют. «Щёлк»: щипцы сделали две дырочки, — и студент после такой «удачи» вручает пассажиру его билет.

А от мира, от Вселенной, от всего «прочего» они отвернуты и signum этого, закон этого, орудие этого, «ворота» и «замок» сей священной обители, и есть «стыд». — «Стыдно всех» — кроме «мужа»; то есть не касайся, — даже взглядом, даже мыслью, даже самым «представлением» и «понятием» — того, к чему ты, и каждый другой, и все прочие люди, весь свет — не имеете отношения: потому что это принадлежит моему мужу, и в целой Вселенной только ему одному. Вообще семья — «страшное». В «черте», в магической черте, которую вокруг неё провёл Бог. Таким образом, «стыд» есть «разграничение». Это — «заборы» между семьями, без которых они обращаются в улицу, в толпу, а брак — в проституцию. То есть нашу, — уличную и торговую. Так называемая в древности «священная проституция», наоборот, и была первым выделением из дикого беспорядочного общения полов нашего «священного брака», «церковного брака», «непременно церковного». Без «священной проституции» невозможно было бы возникновение цивилизации, так как цивилизация невозможна без семьи. Внесение «священства» в «проституцию» и было первым лучом пролития «религии» в «семью». Уже тем, что она была именно «священная», она отделилась от «обыкновенной» проституции и затем продолжала все «отделяться» и «удаляться», суживаясь во времени и лицах, пока перешла сперва в «много-женный» и «много-мужний» (полиандрия) брак и, наконец, в наш «единоличный церковный брак». «Измены» в нашем браке суть атавизм полигамии и полиандрии.

«Стыд» и есть «я не проститутка», «я не проститут». «Я — не для всех». Стыд есть орган брака. Стыдом брак действует, отгораживается, защищается, отгоняет от себя прочь непричастных.

Ко мне придут (если когда-нибудь придут) нежные, плачущие, скорбные, измученные. Замученные. Придут блудливые (слабые)... Только пьяных не нужно... И я скажу им: я всегда и был такой же слабый, как все вы, и даже слабее вас, и блудливый, и похотливый. Но всегда душа моя плакала об этой своей слабости. Потому что мне хотелось быть верным и крепким, прямым и достойным... Только величественным никогда не хотел быть...

«Давайте устроимте Вечерю Господню... Вечерю чистую — один день из семи без блуда... И запоём наши песни, песни Слабости Человеческой, песни Скорби Человеческой, песни Недостоинства Человеческого. В которых оплачем всё это... И на этот день Господь будет с нами». А потом шесть дней опять на земле и с девочками.

Отстаивай любовь свою ногтями, отстаивай любовь свою зубами. Отстаивай её против ума, отстаивай её против власти. Будь крепок в любви — и Бог тебя благословит. Ибо любовь — корень жизни. А Бог есть жизнь.

Сто топоров за поясом. Лес рубим, щепки летят. Пни выкорчевали. Поле чисто. Надо засевать. А за поясом только сто топоров.

(наша история)

Отсутствие государства и врождённая к нему неспособность, как и отсутствие отечества и тоже неспособность «иметь своё отечество», и есть источник индивидуального могущества евреев и их успехов во всех странах на всех поприщах. Та колоссальная энергия и неизмеримое по протяженности прилежание, какое русские и французы тратили на своих «Петров» и «Людовиков», на «губернии» и «департаменты», на канцелярии и статское советничество, — евреями никуда не была израсходована: и брошена в частные дела, частную предприимчивость. И в то время как у нас в каждом личном деле теплится свечечка, у них пылает костёр.

Правда выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинается не с правды — он не Бог, и небо — трясина, и солнце — медная посуда.

Никогда не упрекайте любовь.

Родители: увидите ли вы любовь детей, не говорите им, что еще «не пришла пора любить». Они любят и, значит, любят, и — значит, пришла их «пора».