Петр Вайль, Александр Генис. Родная речь. Уроки изящной словесности

Другие цитаты по теме

Свобода любви заложила основы российской морали. Естественно, речь идет не о свободе половых отношений: Лопухов и Вера Павловна несколько лет живут в браке, но без интимной близости. Речь идет о свободе выбора душ, о близости интеллектуальной и духовной. Поколения русских людей повторяют заповедь Чернышевского: «Умри, но не давай поцелуя без любви!» Но кто же произносит в романе эту краеугольную сентенцию кодекса чести? Проститутка. Француженка-содержанка Жюли.

При этом Радищев тоже пытался быть смешным и легкомысленным , но его душил обличительский и реформаторский пафос. Он хотел одновременно писать тонкую, изящную, остроумную прозу и приносить пользу отечеству, бичуя пороки и воспевая добродетели. За смешение жанров Радищеву дали десять лет.

Всё известно про роман, и на самом деле читать его совершенно не обязательно: и без того он с нами в виде бесчисленных словесных, образных, идейных цитат. Русский человек с малолетства знает, что чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. У нас у всех дядя честных правил, даже если дяди нет. Однако при всей сугубой индивидуальности подхода к феномену «Онегина» существует всё же единый схематичный его образ. Опять-таки — как с женой. Нет и не может быть определённых рекомендаций, но приблизительно известен образ идеальной супруги: хранит верность, вкусно готовит, не ругается. Так же имеется обобщенный образ великого романа.

«Евгений Онегин» — это красивые люди, красивые чувства, красивая жизнь. Подобно тому как Татьяна «влюблялася в обманы и Ричардсона и Руссо», Россия была покорена обманом Пушкина. Кровь и горе разливаются по сюжету «Онегина», а мы ничего не замечаем. Поруганные чувства, разбитые сердца, замужество без любви, безвременная смерть. Это — полноценная трагедия. Но ничего, кроме блаженной улыбки, не появляется при первых же звуках мажорной онегинской строфы.

Мы растем вместе с книгами – они растут в нас. И когда-то настает пора бунта против вложенного еще в детстве отношения к классике.

Писатели предыдущего поколения говорили о том, как идеи меняют мир. Довлатов писал о том, как идеи не меняют мир — и идей нет, и меняться нечему.

Дело в том, что ничто не уродует так легко, как жадность. Скупость — сродни кожной болезни. Поскольку от нее не умирают, она вызывает не сочувствие, а брезгливость. Будучи не вполне полноценным пороком, она не рассчитана и на прощение — только на насмешку.

— Мне немного стыдно за то, что я столько лет подавлял себя...

— О чем ты говоришь?

— Я говорю про маму.

— Так дело в твоей маме?

— Я должен, Сол. Я должен ей признаться.

— О Боже! Не надо! Ты ничего не должен этому ирландскому Волан-де-Морту!

— Постой, я тебя очень прошу, ты же итальянец, а мой отец тоже был итальянцем. Ну помоги мне, может я еще успею, если вылечу сейчас. Мой муж смертельно болен.

— Не прикасайтесь ко мне. Вдруг его болезнь заразна.

Деточка, от таких женщин, как я, не уходят. От таких женщин, как я, просто убегают.

На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:

«Когда мне наконец предоставят отдельное жильё?»

Удивленный директор вызвал рабочего: «Что это за фокус с наждаком?»

Рабочий ответил: «Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так ещё подумаешь малость…»

И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции…