Я известная поэтесса, я продаю от 20 до 30 поэм в неделю, плюс поздравительные открытки.
Книги стихов подобны парламентским законопроектам: первого чтения никогда не бывает достаточно для того, чтобы закон был принят.
Я известная поэтесса, я продаю от 20 до 30 поэм в неделю, плюс поздравительные открытки.
Книги стихов подобны парламентским законопроектам: первого чтения никогда не бывает достаточно для того, чтобы закон был принят.
— Хорошо, ты не веришь в науку, не веришь в политическую систему, не веришь также в бога...
— Всё верно.
— А во что ты тогда веришь?
— В секс и смерть. Вот две вещи, которые я не могу избежать. Правда, после смерти человек хотя бы успокаивается.
Всё время, сколько существует человечество, мужчины — поэты, прозаики, философы — пытались понять женщин. И получилось, в общем, не очень.
Поэт подозрительно смотрит на написанные им слова: какие из них украсят его надгробие?
«Ты гора моя,
Забура моя,
В тебе сердца нет,
В тебе дверцы нет!»
Это выдумала девочка
Четырёх от роду лет.
Это выдумала Катенька,
Повторила,
Спать легла.
Только я сидел до полночи
На кухне у стола.
Только я сидел до полночи
Под шорохи мышей.
Всё сидел и всё обламывал
Острия карандашей.
А потом я их оттачивал
И обламывал опять,
Ничего не в силах выдумать,
Чтобы лечь спокойно спать...
— Моя женитьба — это сугубо дело государственное. Мы — граждане этого города уже 700 лет. Наследственность должна опираться на нечто иное, чем любовная связь.
— Я ему о любви, он мне — о деньгах.
— Я говорю о долге.
— А как насчет сердца?
— Дело не в моем сердце, а в политике.
— Как романтично.
— Женитьба — это не романтично.
— Для этого Господь создал поэзию. Чтобы смягчить ложь в устах людей.
Женщины, пишущие стихи, всё равно что считающие лошади. Разумеется, за исключением последовательниц Сафо.