— Ничего себе езда! Ты нас чуть не угробил! Ты права получал или тебе их подарили?
— Не груби!
— Сам виноват! Ты был не прав, когда в детстве баловал меня и позволял мне на тебя орать! Ты должен был меня постоянно одергивать!
— Давай я дам тебе по голове прямо сейчас! — предложил Долбушин.
— Поздно! Я уже сформировавшаяся личность! — возразила Рина.
Взгляд маркиза дю Граца затерялся в глубинах ее корсета. Луиза дышала так тяжело, что сзади взрывались пуговки и дождем летели кнопки.
– Где твой стилет? – спросил маркиз дю Грац.
– Кажется, я забыла его в соседней комнате!
– Ты хоть раз можешь ничего не забывать? – ворчливо сказал маркиз и заглянул в соседнюю комнату.
На ворсистом ковре лежал князь вампиров. Из груди у него торчала узкая серебристая рукоять.
Из задней двери тормознувшей машины вывалился пьяный. Он стал совать ей под нос свой паспорт и говорить, что в нем нет детей. Рину это не слишком удивило: она вечно влипала в истории.
Вместо того, чтобы быстро пройти дальше, она взяла паспорт и встряхнула. Из паспорта не вывалилось ни одного даже самого маленького ребеночка.
— И правда! — сказала она. — Нету!.. Ну ничего: когда обзаведетесь — сразу приходите за педагогическими советами!
– Это ты виноват! – опережая его, заявила Рина.
– Почему я?
– Еще не придумала. Когда придумаю – скажу…
— Ты с ума сошла! Ты знаешь, который час?
Та посмотрела на телефон.
— Уже знаю. А что? Метро еще ходило.
— А маньяки?
— Все были заняты. Весна на носу. Работы невпроворот.
Если любишь другого больше себя, то что в его поведении может тебя расстроить? Саможалению некуда просунуть свое свиное рыльце и заявить, что тебя обделили, недожалели, недообнимали, недоодарили!
— Не вскакивай! Очень прошу! Моргни два раза, чтобы я убедился, что ты меня понимаешь!
Рина моргнула два раза, стараясь притвориться вменяемой. Мало-помалу боль отступала. Она вновь понимала смысл слов.
— Почему я не должна вскакивать? — спросила она.
— Потому что я ненавижу глушить девушек саперной лопаткой!
— Жалко?
— А ты думала, не жалко? А если ручка треснет? — заметил он.
Маркиз поклонился с хорошо сдерживаемой иронией.
— Приступайте к своим обязанностям, господа! — произнес он.
Санитары не заставили просить себя дважды. Они сомкнулись и увели его.
— Пароль! — прорычал он, выступая прямо перед ними.
— Альберт Федорович будет недоволен, — отозвался Печальный Рыцарь, и берсерк, почесав пальцами щетину, которая издавала звук ежиных колючек, неохотно уплелся в нишу. Рина и ее провожатый проследовали дальше.
— Это что, пароль такой? — прошептала Рина.
— Причем универсальный, — ответил Завьялов.
— ... мне кажется: смысл истерики — в мольбе о помощи. Человек, устраивающий истерику, просит помочь ему, — возразила Рина.
— И чего же ты не помогла? — спросила Лара.
— Страшно стало.
О выживании, полетах, двушке и пегах он знал все. Прочим же не интересовался. Про Меркурия в ШНыре ходил анекдот. Будто кто-то когда-то подошел к нему и спросил: «Какие вы знаете падежи?» — «Падеж скота. Большое. Горе», — не задумываясь, откликнулся он.
Cлайд с цитатой