— Это так мило, спасибо.
— Это Монтерей, тут все милые.
— До смерти...
— Это так мило, спасибо.
— Это Монтерей, тут все милые.
— До смерти...
— Мне стало легче, когда я купила оружие. Говорят, даже если в руках подержать, помогает при психической травме.
— Правда? Я не знала.
— Замедляет ментализацию, успеваешь блокировать эмоции.
— И это хорошо?
— Да, если воспоминания болезненные.
— Так странно, в новых местах на меня накатывает такое чувство, будто я не здесь.
— Но ты же здесь.
— Да, знаю, но я как будто гляжу на все со стороны. Как будто... как будто все хорошо и прекрасно, но как будто это не совсем моя жизнь.
— У каждого есть своя половинка. И дело в том, что ты моя.
— А ты моя.
— Помолчи. Для тебя — это он. Человек, в которого ты навеки влюбилась, человек, который разбил тебе сердце и которого ты, вот уже пятнадцать лет не можешь забыть.
— Ты с ума сошел?
— Нет, я никогда не схожу с ума. Мне нельзя, Мадлен. Я надежный, я спокойный. Верный старина Эдди — это про меня.
— Мне капучино. И ружье. Уверена, у тебя найдется.
— Что-нибудь придумаем. Похоже, Шекспир ошибался. Пьеса слепа к жизни, но только, если в ней нет кукол.
Он завел себе Бонни. Она моложе, красивее, сексуальнее. Минеты, наверное, ему делает органические, со вкусом свежей мяты.
Женщины... Вам хочется, чтобы все подруги вам завидовали, но когда вам чересчур завидуют — опять плохо.
— Мадлен... Простите, я могу вас звать Мадлен?
— А какие варианты еще? Артур, что ли?