Мало кто знает, что Пауло Коэльо пишет свои книги, используя статусы пятнадцатилетних разочарованных школьниц.
Пассажир поезда «Москва-Владивосток» понял, что что-то пошло не так, когда по вагону с напряженным лицом прошел Стивен Сигал.
Мало кто знает, что Пауло Коэльо пишет свои книги, используя статусы пятнадцатилетних разочарованных школьниц.
Пассажир поезда «Москва-Владивосток» понял, что что-то пошло не так, когда по вагону с напряженным лицом прошел Стивен Сигал.
— Писатель тоже имеет право на хандру, — сказал я.
— Если пишет детские книги — то не имеет! — сурово ответила Светлана. — Детские книги должны быть добрыми. А иначе — это как тракторист, который криво вспашет поле и скажет: «Да у меня хандра, мне было интереснее ездить кругами». Или врач, который пропишет больному слабительного со снотворным и объяснит: «Настроение плохое, решил развлечься».
— Я предлагаю помочь Сочи. Как никак, а скоро олимпиада зимняя.
— Правильно! И мы как соседи можем предложить им сделать церемонию открытия.
— Уже и сценарий есть. Итак, по беговой дорожке бежит Хасик с огнём.
— С факелом!
— Да, с факелом. Так удобнее...
С тех пор я постоянно пользуюсь книгами как средством, заставляющим время исчезнуть, а писательством – как способом его удержать.
К некоторым книгам я не позволяю прикасаться даже самым близким. Чтобы случайно не поверили их лжи.
В уме у себя я мог изобретать мужчин, поскольку сам был таким, но женщин олитературить почти невозможно, не узнав их сначала, как следует.
С детства мне казалось, что в писательском ремесле есть нечто высокое и таинственное; что люди, которым дан этот талант — создавать собственные миры, — равны богам или чародеям. Мне виделось что-то волшебное в людях, которые могут проникнуть в чужие мысли и чужую душу, заставляют нас забывать о собственной жизни, вылезти из своей оболочки, переносят в неведомые дали, а затем возвращают обратно. И знаете что? Я до сих пор так думаю.
Каждый, кто приезжает на Таити, пишет книгу о своем путешествии. Чтобы книгу покупали, в ней непременно надо расписывать рай. А иначе кто станет ее читать?