Энн Ламотт. Птица за птицей. Заметки о писательстве и жизни в целом

С детства мне казалось, что в писательском ремесле есть нечто высокое и таинственное; что люди, которым дан этот талант — создавать собственные миры, — равны богам или чародеям. Мне виделось что-то волшебное в людях, которые могут проникнуть в чужие мысли и чужую душу, заставляют нас забывать о собственной жизни, вылезти из своей оболочки, переносят в неведомые дали, а затем возвращают обратно. И знаете что? Я до сих пор так думаю.

0.00

Другие цитаты по теме

Думаю, в этом и есть миссия писателя: помочь нам пережить чувство — простите за банальность — изумления и новизны; встряхнуть и вывести из спячки, разомкнуть границы наших маленьких личных мирков.

Однако писатель может стать целителем: вспомните, сколько раз вы открывали книгу, читали всего одну строку и думали: «Да! Вот она, моя боль!»

Я хочу дарить людям это чувство узнавания, единения.

«Писать роман — это как вести машину ночью. Ты видишь лишь участок дороги, освещенный фарами. Но это не мешает преодолеть тебе весь путь». Это, пожалуй, один из лучших советов, что я слышала насчет писательства. И жизни в целом.

Когда мы читаем и пишем, мы не одни. Книги открывают горизонты и питают душу. Меткая и хлесткая фраза, честно и убедительно сказанная истина либо поражает в самое сердце, либо помогает посмеяться над собой. Тогда и жить становится легче. Бытие, конечно, абсурдно и несуразно, но если придать ему строй и ритм, получится почти песня. Уж лучше танцевать под нее или хотя бы хлопать в такт, чем позволить хаосу раздавить себя. Не зря же моряки на судне поют даже в самый чудовищный шторм. Конечно, песне не тягаться с бурей. Но сплотить и ободрить людей на корабле ей вполне по силам.

Тем не менее я говорю каждому, кто чувствует потребность писать: пишите. Но всегда предупреждаю, что выход книги — не венец всего и не ответ на все вопросы. Публиковаться вообще не так важно, как думают многие. Важно писать. Творчество столько может дать, столько открыть, столькому научить. И то, к чему вы себя мучительно принуждаете — сесть и писать, — оказывается, лучше всего. Это примерно как думать, что чайная церемония нужна ради чая и заряда бодрости. А она нужна сама по себе, ради церемонии.

Писатель — как пылесос: втягивает все, что видит, слышит, читает; все, что чувствует и выражает он сам и что видят, слышат, чувствуют те, кто в зоне досягаемости.

— Писатель тоже имеет право на хандру, — сказал я.

— Если пишет детские книги — то не имеет! — сурово ответила Светлана. — Детские книги должны быть добрыми. А иначе — это как тракторист, который криво вспашет поле и скажет: «Да у меня хандра, мне было интереснее ездить кругами». Или врач, который пропишет больному слабительного со снотворным и объяснит: «Настроение плохое, решил развлечься».

С тех пор я постоянно пользуюсь книгами как средством, заставляющим время исчезнуть, а писательством – как способом его удержать.

Когда вы пишете шедевр, самое главное — не говорить себе, что вы пишете шедевр. Так, игрушка между делом.

Возможно, читателю не слишком любопытно будет узнать, как грустно откладывать перо, когда двухлетняя работа воображения завершена; или что автору чудится, будто он отпускает в сумрачный мир частицу самого себя, когда толпа живых существ, созданных силою его ума, навеки уходит прочь. И тем не менее мне нечего к этому прибавить; разве только следовало бы еще признаться (хотя, пожалуй, это и не столь уж существенно), что ни один человек не способен, читая эту историю, верить в нее больше, чем верил я, когда писал ее.