Никто никого не поработит! Только не в мое дежурство!
0.00
Назвать тирана тираном всегда было опасно. Но сегодня не менее опасно назвать раба рабом.
Вулфсбейн: Человек-волк (Wolvesbayne)
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойТоварищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
– Видишь ли, как только где-нибудь узаконивают рабство, нижние ступени общественной лестницы становятся ужасающе скользкими... Стоит начать измерять человеческую жизнь деньгами, и окажется, что эта цена способна уменьшаться грошик за грошиком, пока совсем ничего не останется.
В его воспоминании были деревенские люди: женщины, дети, старики, бедность и измученность, которые он как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно сравнивал с ними то, что было в городе. Проходя мимо лавок мясных, рыбных и готового платья, он был поражен — точно в первый раз увидел это — сытостью того огромного количества таких чистых и жирных лавочников, каких нет ни одного человека в деревне. Люди эти, очевидно, твердо были убеждены в том, что их старания обмануть людей, не знающих толка в их товаре, составляют не праздное, но очень полезное занятие. Такие же сытые были кучера с огромными задами и пуговицами на спине, такие же швейцары в фуражках, обшитых галунами, такие же горничные в фартуках и кудряшках и в особенности лихачи-извозчики с подбритыми затылками, сидевшие, развалясь, в своих пролетках, презрительно и развратно рассматривая проходящих. Во всех этих людях он невольно видел теперь тех самых деревенских людей, лишенных земли и этим лишением согнанных в город. Одни из этих людей сумели воспользоваться городскими условиями и стали такие же, как и господа, и радовались своему положению, другие же стали в городе в еще худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки. Такими жалкими показались Нехлюдову те сапожники, которых он увидал работающих в окне одного подвала; такие же были худые, бледные, растрепанные прачки, худыми оголенными руками гладившие перед открытыми окнами, из которых валил мыльный пар. Такие же были два красильщика в фартуках и опорках на босу ногу, все от головы до пяток измазанные краской, встретившиеся Нехлюдову. В засученных выше локтя загорелых жилистых слабых руках они несли ведро краски и не переставая бранились. Лица были измученные и сердитые. Такие же лица были и у запыленных с черными лицами ломовых извозчиков, трясущихся на своих дрогах. Такие же были у оборванных опухших мужчин и женщин, с детьми стоявших на углах улиц и просивших милостыню. Такие же лица были видны в открытых окнах трактира, мимо которого пришлось пройти Нехлюдову. У грязных, уставленных бутылками и чайной посудой столиков, между которыми, раскачиваясь, сновали белые половые, сидели, крича и распевая, потные, покрасневшие люди с одуренными лицами. Один сидел у окна, подняв брови и выставив губы, глядел перед собою, как будто стараясь вспомнить что-то.
Между негром и индейцем такая же огромная разница как между собакой и койотом. Собаку можно забить до смерти и она всё равно будет лизать вам сапоги, а вот если койота лишить свободы, это как лишить его воздуха. Из индейца никогда не получится раб. Никто никогда не смог заставить его размножаться в неволе, они не едят, они не разговаривают, они не спят, они даже любовью не занимаются.
Я слышал истории об этих кораблях в детстве. Страшные истории. Знаете, зачем рабов сковывают? Чтобы они не прыгали за борт. Ведь это лучше, чем смотреть как твои друзья, твоя семья, твои дети умирают от голода и болезней.
Страшно, когда у одного хозяина огромное количество рабов.
Но я думаю, что ничуть не лучше, когда у одного раба множество хозяев.
И пока люди будут ощущать себя лишь частью, не замечая целого, они будут отдавать себя в полное рабство.