Так, Алексу — его **й, мамке — её лялька. А где моя распрекрасная монашка? Где, мать её, справедливость?
Батя мне всегда говорил типа: «Руди, женщины — они как трактора». Я, кстати, так и не понял, че он сказать хотел.
Так, Алексу — его **й, мамке — её лялька. А где моя распрекрасная монашка? Где, мать её, справедливость?
Батя мне всегда говорил типа: «Руди, женщины — они как трактора». Я, кстати, так и не понял, че он сказать хотел.
Извини, друг, я думал, ты закончил. Я думал, ты уже всё. Ты что-то там про курицу заливал? Нет? И с чего мне посреди дня курицы мерещатся?
— Это тебе не милая беседа. Завязывай.
— Ага. Ты либо играй, либо играй по-жёсткому.
— И чё это значит?
— Ну... это типа я ему угрожая физической...
Я вас облапошил своими навыками адской хитрожопости. И всё это время на уши вешал «вермишель».
— А «мужик в маске», я кажется знаю кто это. Нет... я точно знаю.
— И кто же?
— Это наш надзиратель.
— Надзиратель?
— Ага, потому что это ж вообще было бы ***ец нелепо, правда ведь? Он ведь на нас не поссал бы, даже если б мы горели, а он очень сильно хотел бы поссать.
— Сортир не работает.
— И ты отливаешь в раковину?!
— Ага. Думал вот, не нассать ли в бутылку или в автомат с печеньками, но так оно как-то цивилизованней. Я же не какой-то там пещерный человек!
Ты хорошая. Ты хорошая и чистая, а я притащил тебя в мир, где люди срут друга на друга, врут и обманывают. Трусливо, эгоистично и жестоко. В мир, где, ***ь, сперма из влагалища выливается прямо на пол. Ты как чистая белая роза, понимаешь, в море говна и мочи, а я запачкал тебя, замарал твои лепестки. Прости меня, пожалуйста.