Вольтури сдались. Они ведь на самом деле трусы, хотя и прикидываются крутыми. Как и все тираны.
Мальчишники устраивают для тех, кому горько видеть, как проходят последние холостяцкие дни.
Вольтури сдались. Они ведь на самом деле трусы, хотя и прикидываются крутыми. Как и все тираны.
Мальчишники устраивают для тех, кому горько видеть, как проходят последние холостяцкие дни.
— У нас уйма времени, чтобы потренироваться, — напомнила я.
— Вечность, потом ещё вечность и ещё вечность!
— По-моему, так и должно быть.
И мы с упоением предались первому невыразимо прекрасному мгновению нашей вечности.
— Ложись спать. Завтра у тебя важный день.
— Спасибо, что напомнил! Теперь я окончательно упокоилась.
— Встретимся у алтаря.
— Я буду в белом.
— Почему я покрыта перьями? – смущенно спросила я.
Он нетерпеливо выдохнул.
— Я кусал подушку. Или две.
Мы с Элис должны были держаться вместе. Нелегко было читать чужие мысли или видеть будущее. Два уродца среди других уродов, мы хранили чужие тайны.
— Да, — слабым голосом ответила я, — мне всё равно.
— Тебя не волнует, что я монстр? Что я не человек?
— Не волнует.
Хотя его глаза все еще беспокоились, изогнутая улыбка, которую я любила больше всего, высветилась на его лице. — Действительно, я люблю тебя.
Мое сердце, бешено колотившееся, собиралось выпрыгнуть, несмотря на ребра. Мою грудь сдавило, горло сжало так, что я не могла говорить.
Он действительно хотел быть со мной навсегда, так же, как я хотела быть с ним.