Любви просроченной дурман кладём на памяти мы полку.
Ведь поддаваться на обман, увы, нет никакого толку.
Любви просроченной дурман кладём на памяти мы полку.
Ведь поддаваться на обман, увы, нет никакого толку.
Висит на стенке у меня на гвоздике, как встарь,
Напоминая детства дни, бумажный календарь.
Страниц оторванных листки не вклеить в жизнь назад…
Так много черных чисел в них, так мало красных дат.
Что делать мне с собой теперь не знаю,
Не различаю больше бодрствую иль сплю,
Мой разум восстаёт и шепчет: «Проклинаю!»,
А сердце продолжает говорить: «Люблю!!!»
В цвету осеннего багряного заката,
В преддверии заснеженной зимы,
Мне снится та, кого любил когда-то,
Мне снятся сны, где снова вместе мы.
Летит на юг, курлыча, птичья стая,
Пронзая клином высь, как остриём стрелы,
И ей вослед я в юность улетаю,
С Весной на встречу, покидая царство мглы.
Не надо роптать и перечить судьбе,
Её не проломишь твердь.
Если жизнь твоя изменила тебе,
В подруги выбери смерть.
Нет, не распалась связь времён,
По-прежнему чредой летят мгновенья.
Но старость не приемлет измененья,
Готовясь впасть в забвенья вечный сон.
Когда в небытие со временем уйдёт мой Мир,
Когда закроет сцену занавеса мрак,
В мое отсутствие не прекратится жизни пир,
И не помянут меня оба: друг и враг.
Жил человек — творил, любил...
Жил, был — и горя он не ведал.
Жил, был — пока любовь свою он не убил,
Жил, был — пока любовь свою не предал.
Мне строчки эти Осипа по духу так близки,
Души Еврейской россыпи, боль грусти и тоски.
Бесцельна жизнь, пусты её мотивы,
Сизифов труд влача из века в век,
На что потрачены стремленья и порывы?
— Задумайся, ничтожный человек!
Венец природы ты, творца подобье,
Ты в теле душу божию по грязи волочишь.
Взлететь ей не дано и под плитой надгробья
Затоптана она — её не оживишь...