Петр Катериничев. Иллюзия отражения

Другие цитаты по теме

Что такое жизнь? Она складывается из наших воспоминаний и из наших слез, из наших надежд и разочарований, из наших представлений о ней и из нее самой – такой непостижимой хотя бы потому, что каждый человек видит лишь фрагмент мозаики и недоумевает часто, почему же все произошло именно теперь и именно с ним. И если случай скверен, у человека остается выбор между отчаянием и терпением, а если счастлив – между благодарностью и тщеславием. И это притом, что большинство людей вовсе не считают себя образом и подобием Божием, а полагают единственным солнцем во Вселенной, вокруг которого вертится и мир, и космос, и все сущее.

– Слушать – людям вообще не свойственно. Каждый хочет говорить. Самовыражаться. Или хотя бы – делиться чем-то тягостным. Потому что делиться успехом люди не желают: находят таких же успешных, отгораживаются стеною установлений от остальных, словно боясь заразиться чужой незадачливостью. А вы – другой. Для нашей ярмарки тщеславия – редкая птица.

– Ну что вы, Шарль. Разговаривать с вами мне было просто интересно. Очень многие люди жаждут, чтобы их выслушали, но очень немногим есть что сказать.

Порой наша жизнь становится мнимой, как полет сорвавшегося с ветки листа. И еще грустнее становится оттого, что и сам полет этот подчинен не зависящей от нашей воли игре ветров и стихий, какие могут вознести, а могут и прибить прямо в тлеющий костер уже утерянных достижений, разрушенных карьер и выжженных тоскою самолюбий... И выбора ни у кого никогда нет.

Но для себя я точно знаю одно: если ветер усиливается, нужно идти ему навстречу. Только тогда можно взлететь.

– Лет семь назад ходили какие-то слухи... – продолжил хозяин кабинета.

– Слухи – вещь упорная. Куда более упорная, чем факты. Надо же и людям власти чем-то тешить свое воображение.

– Вы произнесли «люди власти» так, словно хотели сказать «чернь».

– Каждый слышит то, что хочет услышать.

– Она была адекватна?

– Смотря в чьем понимании. Для поэта ее суждения показались бы вполне здравыми, для чиновника...

Префект поморщился так, словно разжевал лимон:

– Вот в это – особое мироощущение поэтов – я, простите, не верю. Если у них не будет денег на кусок хлеба...

– Они все равно останутся поэтами.

Он вовсе не стремился к самоубийству. Просто желал покончить с той жизнью, которой жил и которая ему опостылела.

Счастлива? Была ли я счастлива? О да. Я и теперь счастлива... моими воспоминаниями. Ведь все ушедшие живы в моей памяти, они предо мной – словно наяву, живые, молодые, веселые... Да, я счастлива. Вот только переносить это счастье мне порой невмоготу.

– Неузнанным можно остаться только в толпе.

– Думаешь?

– Проверено. Там нет ни личин, ни масок. Толпа сама – единое существо и подчиняет всех своим законам. Индукция.

Если творчество – это одиночество, то власть – бездна.

Так уж случается в жизни, что все мы снова и снова, как в ранней юности, оказываемся в начале пути. У подножия. И заснеженная вершина Килиманджаро все так же сияет недостижимым покоем, и то, что ты был на этой вершине или рядом, совсем рядом, теперь вспоминается сном, видением, миражом...

И нужно все начинать сызнова. И даже прошлое твое кажется мнимым, несущественным, и даже когда ты возвращаешься в знакомые, но давно оставленные тобою места, то так и не можешь поверить, что все, что происходило здесь когда-то, было для тебя единственным, неповторимым, важным. Было когда-то твоею жизнью. И тогда понимаешь, что со временем и сам ты изменился уже настолько, что не можешь вернуться к себе – прежнему... Хотя... В глубине души ты так и остался прежним: веселым и застенчивым мальчуганом, принимающим эту жизнь на веру – так, как только ее и надо принимать.

И лишь затаенная горечь в глубине сердца напоминает о том, что за спиною – череда потерь, предательств, разочарований... И ты запрокидываешь голову и смотришь на звезды. И понимаешь, что и это пройдет.