Нет на свете неприручаемых зверушек, есть хреновые дрессировщики.
Скоро бабы добьются избирательного права, потом, пожалуй, равенства в карьере — и, конечно, при своей аккуратности, трезвости, прилежании в два счета заткнут мужчин за пояс. Избавятся от домашних хлопот, детей отдадут в ясли, для родов приспособят какие-нибудь инкубаторы, а затем и мужчины окажутся не нужны. Запасут в рефрижераторах семени на тысячу лет вперед. Вот чего опасаться надо, а не Карла Маркса.
Девять из десяти людей сами тебе все расскажут, только согласись выслушать. Ведь никто никого толком не слушает — вот что поразительно. В лучшем случае, если воспитанные, дождутся паузы в разговоре и снова о своем. А сколько важного и интересного можно узнать, если умеешь слушать!
Она резко отстранилась.
— Зато меня не устраивает жених, которого устроили бы десять тысяч! Выбирай: я и триста тысяч или пошел к черту!
Втягиваясь в роль дрессировщика, Эраст Петрович щелкнул воображаемым хлыстом:
— Это ты выбирай. Я и честная сделка — или п-пошла к черту.
Момус сызмальства чувствовал кожей, костями, селезенкой, что самая главная наука — не арифметика или какая-нибудь там латынь, а умение нравиться. Вот он, ключ, которым можно любую дверку открыть. Странно только, что этой наиглавнейшей науке не учили ни гувернеры, ни гимназические учителя. Постигать ее законы приходилось самому.
Второе правило мудрой экзистенции обладало еще каким преимуществом: пока беды не стряслось, не психуешь, потому что не из-за чего; а когда она нагрянула, психовать уже поздно. Двойная польза для нервной системы.
И ты не бойся, я тебя к венцу не потащу. Я вообще тебя скоро брошу. Ты совершенно не в моем вкусе и вообще ты просто ужасен! Я хочу поскорее тобой пресытиться и окончательно в тебе разочароваться.
— Я пришел сказать, что тоже думал о тебе эти два дня, — сказал Фандорин.
В дурацком английском языке нет интимного местоимения второго лица, все you да you, но он решил, что с этого мгновения они переходят на «ты».
Cлайд с цитатой