Если тебе не для чего просыпаться, то будешь долго и мутно плавать в этом сером промежутке, но если тебе очень надо, то выкарабкаться из него, я понял, можно.
Извлеките старые грехи на свет божий, чтобы омыться в глазах людей.
Если тебе не для чего просыпаться, то будешь долго и мутно плавать в этом сером промежутке, но если тебе очень надо, то выкарабкаться из него, я понял, можно.
Извлеките старые грехи на свет божий, чтобы омыться в глазах людей.
Я одно знаю: и так-то все не очень велики, но, похоже, каждый только тем и занят в жизни, что пригибает пониже всех остальных.
А после, прячась в уборной от санитаров, я глядел на себя в зеркало и удивлялся, что кому-то удается такое неслыханное дело — быть собой.
Если кто-то хочет тебя прижать, то сильнее всего ты досадишь ему, если сделаешь вид, будто он тебя совсем не беспокоит.
Во всем отделении перегорела аппаратура — попыталась подстроиться, замерила электронными датчиками, вычислила, что справиться с таким не может, и просто сгорела, покончила с собой.
... они отправились в коридор танцевать вальс под музыку, которой никто не слышал.
Она сидела выпрямившись, туго обтянутая на сгибе, вытянув перед собой короткие круглые ноги в чулках, цветом похожих на колбасные шкурки, а Билли лег рядом, положил ей голову на колени, и она стала щекотать ему ухо одуванчиком.
Билли говорил о том, что надо подыскать жену и поступить куда-нибудь в колледж.
Мать щекотала его и смеялась над этими глупостями.
«Милый, у тебя еще сколько угодно времени, у тебя вся жизнь впереди».
— «Мама, мне т-т-тридцать один год!»
Она засмеялась и повернула у него в ухе травинкой.
«Милый, похожа я на мать взрослого мужчины?»
Она сморщила нос, раскрыла губы, чмокнула, и я про себя согласился, что она вообще не похожа на мать.
После этого он остепенился и посвятил себя карточным играм всех рангов.
Опять включают туманную машину, и она снежит на меня холодным и белым, как снятое молоко, так густо, что мог бы в нем спрятаться, если бы меня не держали. В тумане не вижу на десять сантиметров и сквозь вой слышу только старшую сестру, как она с гиканьем ломит по коридору, сшибая с дороги больных плетеной сумкой.
Перед полуднем опять завели туманную машину, но пустили не на полную мощность – он не такой густой, кое-что вижу, если напрягусь. Когда-нибудь перестану напрягаться, сдамся окончательно, заблужусь в тумане, как случалось уже с некоторыми хрониками...
И каждый раз, когда он прикладывался к бутылке, не он пил из неё — она высасывала из него жизнь.