Хотя бы перед смертью я хотел бы, чтобы Вы узнали о моих чувствах. Теперь я смогу спокойно умереть.
0.00
Много лет назад, Вы, как горящий уголь, попали в моё сердце. С того самого дня я привязан к Вам любовью.
Кёсем Султан (Muhtesem Yüzyil: Kösem)
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойПрости меня за то, что ты любима.
Ведь я простил за то, что не любим.
Пусть плачет дождиком апреля ива,
И вьётся сизый от кальяна дым.
Мне говорят, что дальше будет легче,
Я улыбаюсь... легче без тебя?
С листвой, как в сентябре, играет ветер,
Весна проспала, и они блудят.
И шепчет слякоть вязким шептом ночи,
А я шепчу ей, больше некому шептать...
Что, может, я люблю тебя не очень?
А я ей, что нельзя не очень, ***ь...
Прости меня за то, что ты любима.
Ведь я простил за то, что не любим...
Теперь я знаю, что из всего оружия в мире любовь — самое опасное. Ибо я страдаю от смертельной раны.
Он позвонил неожиданно,
сказал, что сегодня не может.
Она соскребла обреченно с ног блестящие туфли,
сняла с шеи золотую цепочку
и долго смотрела, как звенья ее играли друг с другом,
переливаясь улыбками,
держась обручально одной тесной связью.
— Я люблю его.
Он, по всему, другую.
Та — своего идеального мужа,
муж — любовницу.
Инстинктивно
все любят не тех.
Пора выходить из круга.
Порвала она драгоценную нить легким усилием.
Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.
— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.
— Султанша. Что-то случилось?
— Это мое первое и последнее откровение тебе, Дервиш.
— Что это значит? Что Вы…
— Слушай меня. Услышь меня и узнай. Эта ноша слишком тяжела. Я никогда такой ноши не носила. Оставь, пусть она немного станет легче. Ты… Ты… Ты – небо, Дервиш. Ты – свобода. Ну а я – султанша, которая навеки в клетке, я пленница. А чувства мои – путь, идущий в никуда. Бездонная яма. И знай… знай, что я пройду этот путь до конца. Я буду цвести в этой яме, Дервиш. До тех пор, пока не войду в могилу и не буду всеми забыта.
Но кто бы решился смутить такую ясноглазую милочку? Упоминал ли я где-нибудь, что её голая рука была отмечена прививочной осьмеркой оспы? Что я любил её безнадежно? Что ей было всего четырнадцать лет?