Джек Лондон. Мартин Иден

Другие цитаты по теме

— Ты всех заставлял говорить об их работе, — упрекнула Руфь.

— Да, признаюсь. И уж если не могли толком поговорить о своем деле, каково было бы слушать, как они разглагольствуют о чем-нибудь другом.

— А я вам говорю, — перебил он, — что по крайней мере девяносто девять процентов редакторов — это просто неудачники. Это неудавшиеся писатели. Не думайте, что им приятнее тянуль лямку в редакции и сознавать свою рабскую зависимость от распространения журнала и от оборотливости издателя, чем предаваться радостям творчества. Они пробовали писать, но потерпели неудачу. И вот тут-то и получается нелепейший парадокс. Все двери к литературному успеху охраняются этими сторожевыми собаками, литературными неудачниками. Редакторы, их помощники, рецензенты, вообще все те, кто читает рукописи, — это все люди, которые некогда хотели стать писателями, но не смогли. И вот они-то, последние, казалось бы, кто имеет право на это, являются вершителями литературных судеб и решают, что нужно и что не нужно печатать. Они, заурядные и бесталанные, судят об оригинальности и таланте. А за ними следуют критики, обычно такие же неудачники. Не говорите мне, что они никогда не мечтали и не пробовали писать стихи или прозу, — пробовали, только у них ни черта не вышло.

— Но если вы потерпите неудачу? Вы должны подумать обо мне, Мартин!

— Если я потерплю неудачу? — Он поглядел на нее с минуту, словно она сказала нечто немыслимое. Затем глаза его лукаво блеснули. — Тогда я стану редактором, и вы будете редакторской женой.

Этот практицизм мешает вам видеть красоту, вы ее губите, словно дети, которые ловят бабочек и при этом стирают яркую пыльцу с чудесных крылышек.

Дело не столько в том, что вы говорите, сколько в том, как вы это говорите.

Другой перевод:

Неважно, что вы говорите, а важно, как вы это делаете.

Этот практицизм мешает вам видеть красоту, вы ее губите, словно дети, которые ловят бабочек и при этом стирают яркую пыльцу с чудесных крылышек.

— ... И пожалуйста, будьте откровенны со мной!

— Безусловно, я буду откровенна, — пообещала Руфь, пряча неловкость, ведь она не была с ним откровенна, и навряд ли будет вполне откровенна в следующий раз.

Устав от вечных упований,

Устав от радостных пиров,

Не зная страхов и желаний,

Благословляем мы богов,

За то, что сердце в человеке

Не вечно будет трепетать,

За то, что все вольются реки

Когда-нибудь в морскую гладь.

— Не отворачивайся, это сделали от твоего имени.

— Я не давал таких приказов, Утред.

— Разве Этельгельм подчиняется не тебе? Смотри на меня!

— Я не просил об этом, потому что знал, что это не сработает. Лорд Этельгельм глуп, если думал, что сломит тебя. Расскажи, откуда берется твоя смелость? Ты столько страдал, ради чего? Едва знакомого ребенка?

— Того, что привело меня в Теотанхилль — искренней любви к мерсийской политике.

— Так ты любишь мою сестру?..

— Она только овдовела, я выказывал ей уважение.

— Я завидовал твоей способности выбирать свой путь. Когда видел, как люди следуют за тобой, я ощущал воодушевление, даже против своей воли. Теперь я гадаю, может, мы с тобой оба пленники, не способные уйти от навязанной нам жизни? Мы оба не хотели быть здесь и с каждым шагом мой путь становится уже. Я пытался найти решение, которое удовлетворит мерсийцев и сохранит порядок, но все обернулось против меня. Теперь я хочу понять, желает ли Бог, чтобы я боролся за свои цели? Я слишком долго следовал советам других, совершал ошибки, знаю. Я будто бы продолжал жить в тени Альфреда.

— А теперь увидел свет?

— Я знаю, ты искренне веришь, что в союзе наши королевства сильнее, так может мне стоит объединить их самому, чем полагаться на помощь девочки? Ты свободен, Утред. Вернись к Эльфвине, найди мою сестру и защищай их, пока не придет порядок.

Его внимание приковала картина, писанная маслом. Могучий прибой с грохотом разбивается о выступ скалы, мрачные грозовые тучи затянули небо, а вдали, за линией прибоя, на фоне грозового закатного неба – лоцманский бот в крутом повороте, он накренился, так что видна каждая мелочь на палубе. Была здесь красота, и она влекла неодолимо. Парень позабыл о своей неуклюжей походке, подошел ближе, совсем близко. И красота исчезла.

Но у меня есть своё мнение, и я не подчиню его приговору всех авторитетов на свете, вместе взятых. Что мне не нравится, что не нравится, и с какой стати я должен делать вид, что мне это понравилось! Только потому, что это нравится, или будто бы нравится, большинству? Я не желаю подчинять свои вкусы моде.