Отдан машинам весь мир на съеденье.
Добрый день, леди и джентльмены. Может, вечер, а может, ночь. У нас отсырели и остановились часы. На Темзе, как вы видите, туман.
Отдан машинам весь мир на съеденье.
Добрый день, леди и джентльмены. Может, вечер, а может, ночь. У нас отсырели и остановились часы. На Темзе, как вы видите, туман.
— Так... пора сматывать удочки.
— Почему?
— Красная кепка Харриса распугала всю рыбу.
— Я все слышу. Мы же рыбу ловим, а не быков.
В данном случае у меня были все признаки болезни печени (в этом нельзя было ошибиться), включая главный симптом: «апатия и непреодолимое отвращение ко всякого рода труду». Как меня мучил этот недуг — невозможно описать. Я страдал им с колыбели. С тех пор как я пошёл в школу, болезнь не отпускала меня почти ни на один день. Мои близкие не знали тогда, что у меня больная печень. Теперь медицина сделала большие успехи, но тогда все это сваливали на лень. — Как? Ты все еще валяешься в постели, ленивый чертёнок! Живо вставай да займись делом! — говорили мне, не догадываясь, конечно, что все дело в печени. И они не давали мне пилюль — они давали мне подзатыльники. И как это ни удивительно, подзатыльники часто меня вылечивали, во всяком случае — на время.
— Сковородку упаковывали вы.
— А вот. Сковородка. Почему она со струнами?
— Это очень модно.
— Сковородка со струнами?!
— Вы идиот, Харрис! Это банджо! Этим летом модно брать на реку банджо.
— А вы играете на банджо, Джордж?
— Я не играю, я ещё только учусь...
Ваше неумение грести я воспринимаю с благодарностью, более того, я считаю это дружеской услугой: вода, которую вы на меня льете, освежает и создает ощущение полного счастья.
Если бы английский народ признал чей-нибудь язык, кроме своего, то триумфальное шествие последнего прекратилось бы.
Что может быть привлекательного в девице, которая ростом с гвардейца? У нее талия, как у белой медведицы!