Тонкость природы во много раз превосходит тонкость чувств и разума.
Судьбы вещей поистине являются сестрами их природы.
Тонкость природы во много раз превосходит тонкость чувств и разума.
Судьбы вещей поистине являются сестрами их природы.
Понятие судьбы охватывает и происхождение вещей, и их существование, и их гибель.
Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке делом и размышлением, и свыше этого он не знает и не может.
Если гордость от презрения к другим поднимется до презрения к самой себе, она станет философией.
Пока философы спорят, что является главным — добродетель или наслаждение, ищи средства обладать и тем, и другим.
Тонкость природы во много раз превосходит тонкость чувств и разума.
Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.
Лучше знать то, что надо, и все же считать, что мы не знаем вполне, чем считать, что мы знаем вполне, и все же ничего не знать о том, что надо.
Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума.
Философ, – писал он, – желающий изменить какой-нибудь дурной закон, не проповедует восстания против этого закона. Совсем иной характер у анархиста. Анархист отрицает самое существование закона, отвергает право закона приказывать нам, возбуждает людей к непризнанию в законе обязательного повеления и зовёт к восстанию против исполнения закона.