Только смерть может сделать женщину действительно прекрасной. Никакие школы танцев не могут придать женщине такой легкости и изящества.
Пришли мы все, чтобы прогуляться по времени и вновь вернуться в вечность.
Только смерть может сделать женщину действительно прекрасной. Никакие школы танцев не могут придать женщине такой легкости и изящества.
Я ненавижу Дездемону в вашем исполнении! Она просто умирает! Ни одна женщина не приняла бы смерть так легко, как бы сильно она ни любила! Она бы дралась!
У меня нет детей, и, должно быть, поэтому на меня произвели огромное впечатление слова одной женщины, которая написала, что если ты бездетная, то умираешь полностью.
Если человек любит женщину, то его с ней не может разлучить даже такая серьезная неприятность, как смерть.
Они остановились у одного из старых надгробий.
— Смотрите! — воскликнул кто-то. Остальные склонились над старым, поросшем мхом камнем.
Свежая надпись — словно исцарапанная ногтями, чьими-то торопливыми, слабыми, но неистовыми пальцами:
Мистер Бенедикт
— И сюда посмотрите! — крикнул другой. Все обернулись.
— На этом, и на этом, и на том! — он указывал еще на несколько надгробий.
Они разбрелись по кладбищу, в ужасе вглядываясь в надписи.
На каждом из надгробий та же неистовая рука нацарапала «Мистер Бенедикт».
— Невозможно, — малодушно пробормотал кто-то. Не лежит же он во всех могилах!
Молчание затянулось. Люди исподлобья поглядывали друг на друга. Все ждали ответа. И онемевшими, непослушными губами один из них выговорил:
— А почему бы и нет?..
Подвести итог жизни некоторых людей очень просто — эта жизнь все равно что стук хлопнувшей двери или кашель, раздавшийся на темной улице. Вы выглядываете в окно, а улица пуста. Тот, кто кашлянул, уже исчез. Есть люди, доживающие до тридцати, до сорока лет, но они ничем не привлекают к себе внимания, их жизни проходят незаметно, невидимо, догорают быстро, как свечи.