Дени Дидро

Другие цитаты по теме

Мир есть тайна Бога,

Бог есть тайна жизни;

Целая природа -

В душе человека.

И в мире я — над пропастью во ржи. А в пропасти — глобальная кастрация ума и чувств. Постой, останься тут. Бог умер? Скальпель. Свет. Реанимация. Рот в рот. Вдыхая жизнь и красоту.

Птица выбирается из яйца.

Яйцо — это мир.

Кто хочет родиться, должен разрушить мир.

Птица летит к Богу.

Сказал я: диво это

достигло полноты.

Серебряного цвета

дрожащие листы.

Любовь что шар в зените

в высоких небесах,

и птица на раките,

и полдень на часах.

А посреди творенья,

в основе бытия

был я, мой слух и зренье -

вот эта жизнь моя,

вся высота итога,

всей полноты размах,

и мир дозрел до Бога,

и полдень на часах.

Капля, попадая в море, становится морем. Душа, соединяясь с Богом, становится Богом.

Бога нет...

Ну что ж, и слава богу...

Без Него достаточно хлопот.

Сея в сердце смутную тревогу,

над землёй

пасхальный звон плывёт.

Бога нет...

Но так, на всякий случай,

позабыв про деньги и харчи,

затаи дыхание и слушай,

как пасхальный звон плывёт в ночи.

Всё сильней, всё праведней, всё выше

Золотой

звучащею стеной

движутся колокола,

колыша

черный воздух

над моей страной.

Бога нет...

Ну что ж, я понимаю...

И, влюблённый в белый, бедный свет,

я глаза спокойно поднимаю

к небесам,

которых тоже нет.

«Покажи мне Бога»,  — сказал некогда атеист христианскому мудрецу Феофилу Александрийскому. «Прежде покажи мне человека в себе, способного увидеть Бога», – ответил Феофил Александрийский.

Бог выглянул в окно и спросил себя, зачем он все это сделал. Зачем эти плащи и шляпы, бесконечно снующие туда-сюда? Что мне за дело до мужчины, который там смеется, или до женщины, которая сгибается под своею ношей? К чему мне эта мостовая, и эта лужа, и эта груда отбросов, и эта грязь? Для чего этот старик, для чего это дитя?

Действительно, зачем я все это сделал?

Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище... Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения... Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.

В мире снаружи есть бесчисленное количество возможностей, и каждая из них — начало большой истории.