Осознал, что меня более не раздражает шум ночного поезда, он даже начал мне нравиться. К тому же, теперь я не могу уснуть, пока за окном не промчится очередной полуночный поезд.
Возможно,
что в годину испытаний.
Прижатый к стенке горькою нуждой,
У голода
в плену иных желаний
Забыв огонь, пожертвую тобой.
И память этой ночи обменяю
На хлеба кус,
за мир отдам любовь.
Возможно все.
Но, главное теряя,
Я перестану быть самим собой.
Казармы. вокзалы. Времянки.
Косые дожди за окном.
Всего три минуты стоянки -
И кто-то бежит за вином.
Пируешь, души не смущая,
А выглянешь ночью в окно -
Лишь тусклый фонарь освещает
Название станции: «Дно».
Положа руку на сердце, мне бы добрая половина собственных выходок не понравилась, причём настолько, что будь меня двое, в живых остался бы только один.
Первое, что вы должны знать — это самого себя. Человек, знающий себя, может выйти за пределы себя и наблюдать за собственной реакцией, как наблюдатель.
Сигнал был подан бледной вспышкой молнии, и тотчас же туча с воинственным грохотом обрушила на землю водные потоки и стала поливать поезд мокрым пулемётным огнём. Окна плакали под метким обстрелом больно бьющего града, паровоз сдался на милость победителя и опустил своё дымное знамя. Ничего не было видно, ничего не было слышно — только капли, перебивая друг друга, торопливо барабанили по стеклу и металлу, и поезд, спасаясь от ливня, бежал по блестящим рельсам, словно преследуемый зверь.
Буковски плакал в дешевых ночлежках, Буковски не умеет одеваться, Буковски не умеет разговаривать, Буковски боится женщин, у Буковски слабый желудок... Буковски не воевал. Буковски стар и уже сорок пять лет не запускал бумажного змея; будь Буковски обезьяной, его бы взашей выгнали из племени... Зато Буковски очень аккуратно блюет и при мне никогда не ссал на пол. Как видите, я все-таки наделен некоторым шармом.
Знает ли безумец о своем безумии? Или же безумны окружающие, пытающийся убедить его в его сумасшествие, пытаюсь таким образом защитить собственное иллюзорное существование?
Никогда не перестану изумляться красоте моря. Глядя на него, я словно заглядываю к себе в душу, позволяя сознанию многое переосмыслить. Да что и тут говорить: мир построен на одном лишь переосмыслении.
Он гений страдания, он выработал в себе гениальную, неограниченную, ужасающую способность к страданию. Почва его пессимизма — не презрение к миру, а презрение к себе самому, ибо, при всей уничтожающей беспощадности его суждений о заведенных порядках или о людях, он никогда не считал себя исключением, свои стрелы он направлял в первую очередь в себя самого, он ненавидел и отрицал себя самого в первую очередь.
Cлайд с цитатой