Реальность своей бесчеловечностью подчеркивает величие человека.
Человек определяется разыгрываемыми им комедиями не меньше, чем искренними порывами.
Реальность своей бесчеловечностью подчеркивает величие человека.
Человек определяется разыгрываемыми им комедиями не меньше, чем искренними порывами.
В привязанности человека к миру есть нечто более сильное, чем все беды мира.
(В привязанности человека к жизни есть нечто превосходящее все на свете невзгоды.)
Когда мир поддается объяснению, хотя бы и не слишком надежному в своих доводах, он для нас родной. Напротив, человек ощущает себя чужаком во вселенной, внезапно избавленной от наших иллюзий и попыток пролить свет на нее. И это изгнанничество неизбывно, коль скоро человек лишен памяти об утраченной родине или надежды на землю обетованную. Разлад между человеком и окружающей его жизнью, между актером и декорациями и дает, собственно, чувство абсурда.
— Кто-то однажды сказал: «Не стремись быть великим человеком. Будь просто — человеком».
— Какая чушь!.. И кто это был?
— Вы. Десять лет спустя.
И тут я увидел вереницу лиц напротив. Все они смотрели на меня, и я понял — это присяжные. Но я их не различал, они были какие-то одинаковые. Мне казалось, я вошел в трамвай, передо мною сидят в ряд пассажиры — безликие незнакомцы — и все уставились на меня и стараются подметить, над чем бы посмеяться.
Чем больше счастья в жизни человека, тем трагичнее его свидетельские показания. Подлинно трагическим произведением искусства (если считать произведение искусства свидетельским показанием) окажется произведение человека счастливого. Потому что оно будет полностью сметено с лица земли смертью.
Чтобы не возненавидеть себя самого, надо было бы объявить себя невинным — смелость, невозможная для одинокого человека; помехой служит то обстоятельство, что он себя знает.