— Ты любишь старые фильмы? — решилась спросить я.
Взгляд Лукаса просветлел.
— Я обожаю кино — старое, новое, любое. И Джон Форд, и Квентин Тарантино — все замечательно.
Я облегченно улыбнулась ему. Может быть, и вправду все будет замечательно.
— Ты любишь старые фильмы? — решилась спросить я.
Взгляд Лукаса просветлел.
— Я обожаю кино — старое, новое, любое. И Джон Форд, и Квентин Тарантино — все замечательно.
Я облегченно улыбнулась ему. Может быть, и вправду все будет замечательно.
— Следи внимательно и жди, когда она начнет слегка подпрыгивать на пятках.
— Подпрыгивать?
— Ну да. Обычно это означает, что она очень возбуждена, ну, заинтересована чем-то, понимаешь? А если она чем-то заинтересована, то думает, что и тебя это должно интересовать.
— А это, в свою очередь, непременно отразится на результатах экзамена.
— Точно! Ты понял.
Иногда мои родители бывают по-настоящему классными, — думала я. — Неужели на мне природа отдыхает?
Проблемы с памятью начинаются именно тогда, когда человек хочет забыть что-то. Грань между здоровьем и безумием совсем зыбкая, она может исчезнуть, как линия горизонта в тумане, при стопроцентной влажности. Любая мелочь способна сломать человека, и до чего иногда бывает заманчиво сломаться...
Она почему-то подумала о своей матери — настоящей матери, которой она не знала, Падме Амидале.
Она выяснила, что её мать присутствовала в старом Галактическом сенате в тот день, когда он проголосовал за то, чтобы дать Палпатину чрезвычайные полномочия. Лея хорошо себе представляла, какое отчаяние, должно быть, охватило её.
«Неужели история повторяется? — мучительно размышляла она. — Моя мать видела падение Старой Республики, а теперь я вижу, как рушится Новая?»