Честность, усердие и бережливость к худому не приведут.
Возможно ли вернуться в жизни, которой ты когда-то жил, или та жизнь уходит навсегда? Что ж, теперь — то я знал. Старая жизнь умирает.
Честность, усердие и бережливость к худому не приведут.
Возможно ли вернуться в жизни, которой ты когда-то жил, или та жизнь уходит навсегда? Что ж, теперь — то я знал. Старая жизнь умирает.
Странное чувство возникает, когда вновь появляешься в краях, где не бывал двадцать лет. Вроде бы все отлично помнишь, и все отказывается не так. И расстояния другие. и разные приметные детали словно бы передвинулись. К тому же что-то помнишь очень ясно, но в некий конкретный момент.
Иногда я, придя со службы, или после воскресного обеда заваливаюсь, скинув ботинки, на кровать и часами размышляю об удивительных женских превращениях. Как это у них происходит, почему, для чего? Самая жуть — это быстрота, почти мгновенность, с которой они опускаются после замужества. Словно натянутая струна лопнула, словно бы семена в цветке созрели и лепестки вмиг пожухли. И что меня прямо сшибает с ног, так это то, в какой угрюмый настрой они тогда впадают. Если бы брак был откровенным трюком, если бы женщина, поймав тебя в капкан, сказала: «Попался, болван, теперь не рыпайся, работай на меня, а я повеселюсь!» — ну я хотя бы понял смысл. Но ничего подобного. Не хотят они веселиться, им хочется только мрачнеть и вянуть как можно быстрей. Напрягая все силы, победят, дотащат парня до алтаря — и как бы расслабляются, мигом теряя свежесть, прелесть, жизнерадостность.
Не знаю, чем поэзия берет и чего добивается, но она некоторых возбуждает вроде музыки.
Почему презирают сантименты насчет «до войны» ? Всегда, оглянувшись назад, первым делом вспоминаешь какие-то приятные моменты, даже из военных лет. Но тогда, «до войны», у людей впрямь имелось кое-что, чего теперь ни грамма нет. Да просто о будущем не думалось как о неотвратимо нависшем кошмаре. Не то чтобы жизнь была легче. Фактически она была трудней. Люди и вкалывали больше, и жили менее комфортно, под старость совсем худо.
Единственный отголосок поэзии у мальчишки — вдохновение что-то сломать. кого-то укокошить. И все-таки это особая пора — потом такой энергии, такого мощного напора чувств уже не испытаешь, — годы, когда ты убежден, что жизнь впереди бесконечна и все ты совершишь, все ты успеешь.
Мозги у Портиуса искрить перестали, наверно, еще в годы Русско-японской войны. И ужас в том, что почти все порядочные люди — все, кого нисколько не тянет расквашивать чьи-то лица, — похожи на него. Люди хорошие, но шестеренки в их головах застопорило. Не могут защититься от подползающей опасности, поскольку попросту не видят ничего, не замечают даже у себя под носом. Им кажется, Англия вечна и несокрушима и ничего на свете, кроме Англии. Не понимают, что это лишь пережиток, островок в стороне, куда пока только случайно бомбы не падают. Ну а та новая порода восточноевропейских, гладко и оптимально наштампованных ребят, у которых лозунги вместо мыслей и разговоры пулями? Уже нацелились сюда, скоро накинутся. И никаких правил для благородных поединков они не признают. А приличный народ парализован. Похоже, поделился мир на спящих мертвым сном порядочных людей и живых, до ужаса энергичных горилл; промежуточных особей как-то не наблюдается.
На деле женщинам любой мужик не в шутку, если умелец зубы заговаривать насчет своей страстной любви.
Самое сильное влияние оказали все-таки не книги, а идиотская нелепость моего тогдашнего существования.
Если убита женщина, первым подозревают ее мужа — вот вам вся правда о том, что народу втайне думается насчет брака.