— Ной Кросс работал в департаменте водоснабжения?
— Да... Нет...
— Так да или нет?
— Он им владел.
— Ной Кросс работал в департаменте водоснабжения?
— Да... Нет...
— Так да или нет?
— Он им владел.
— Господи, что с вашим носом?
— Порезался, когда брился.
— Надо быть осторожнее. Это, должно быть, очень больно?
— Только когда я дышу.
Видите ли, мистер Гиттес, большая часть людей и не подозревает, что в правильное время, в правильном месте они способны на всё.
— А как вы сюда попали?
— Ну, я охране сказала, что я невеста его сына.
— А вы?
— Ну, конечно нет, у него сын молодой и красивый, а я старая и страшная, ну, вы же сами видите...
— Мне немного стыдно за то, что я столько лет подавлял себя...
— О чем ты говоришь?
— Я говорю про маму.
— Так дело в твоей маме?
— Я должен, Сол. Я должен ей признаться.
— О Боже! Не надо! Ты ничего не должен этому ирландскому Волан-де-Морту!
— Постой, я тебя очень прошу, ты же итальянец, а мой отец тоже был итальянцем. Ну помоги мне, может я еще успею, если вылечу сейчас. Мой муж смертельно болен.
— Не прикасайтесь ко мне. Вдруг его болезнь заразна.
На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:
«Когда мне наконец предоставят отдельное жильё?»
Удивленный директор вызвал рабочего: «Что это за фокус с наждаком?»
Рабочий ответил: «Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так ещё подумаешь малость…»
И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции…
Бедные бунтовали иногда и только против плохой власти, богатые — всегда и против любой.