Он состарился, не ощутив вкуса жизни — точно кусок мяса, так и сгнивший на полке кладовой.
Мур улыбнулся своему отражению во внутреннем зеркале — улыбкой без тени тепла, но не холодной: бессмысленной улыбкой сенильного тлена, которой впору только вставные зубы, улыбкой состарившегося человека, необратимо поглупевшего в одиночном заточении исключительной любви к самому себе.