Ни одна жена на всём свете не сумела ещё переделать мужа и советую тебе зарубить это себе на носу.
... а он сказал, что предпочитает пулю в лоб, чем дуру в жёны.
Ни одна жена на всём свете не сумела ещё переделать мужа и советую тебе зарубить это себе на носу.
Никогда не мешай карты с виски, если ты не всосал ирландский самогон с материнским молоком.
Право же, Скарлетт, я не могу провести всю жизнь, гоняясь за Вами в ожидании, когда удастся втиснуться между двух мужей!
О. Это не поддается определению. Бывают вещи, которые звучат очень глупо, если их облечь в слова. Главное в том, что жизнь стала вдруг слишком реальной, что ты соприкоснулся, сам соприкоснулся с простейшими ее фактами. И дело не в том, что меня огорчает необходимость обтесывать колья, стоя в грязи, — меня огорчает то, что эту необходимость породило. И меня огорчает — очень огорчает — утрата красоты, которой полна была прежняя, любимая мною жизнь.
Бог мне свидетель, бог свидетель, я не дам янки меня сломить. Я пройду через все, а когда это кончится, я никогда, никогда больше не буду голодать. Ни я, ни мои близкие. Бог мне свидетель, я скорее украду или убью, но не буду голодать.
Они ни о чем больше не говорят, – думала Скарлетт. – Ни о чем, кроме войны. Все эта война. И они не будут ни о чем говорить, кроме войны. Нет, до самой смерти не будут.
Может быть, я угожу вам, если скажу, что ваши глаза — как два драгоценных сосуда, наполенных до краев прозрачнейшей зеленоватой влагой, в которой плавают крохотные рыбки, и когда эти рыбки плескаются — как вот сейчас — на поверхности, вы становитесь чертовски соблазнительной?