Ему стало жутко при мысли о той обиде, которую он собирается ей нанести; ему приоткрылась та страшная сила, которой он обладал: заставить ее страдать было целиком в его власти.
Он начал туманным аккордом:
— Я странное существо.
Ему стало жутко при мысли о той обиде, которую он собирается ей нанести; ему приоткрылась та страшная сила, которой он обладал: заставить ее страдать было целиком в его власти.
Он начал туманным аккордом:
— Я странное существо.
– Ты собираешься меня наказать?
– Конечно. И не потому что отец промыл мне мозги, или я пытаюсь что-то доказать. Я наказываю, потому что у меня это хорошо выходит. И мне нравится, когда люди получают по заслугам. Это делает меня счастливым.
– Полагаю, лучшей причины не сыщешь.
– Поэтому я выношу тебе приговор. Мама, ты останешься здесь, на Земле, среди созданий, которых ты презираешь... как одна из них.
Слабые существа никогда не могут выйти за рамки тех представлений о мире и обществе, которые они получают, наблюдая жизнь в своих семьях.
Женщины и мужчины созданы для того, чтобы смеяться, танцевать, отдаваться на волю дней. Нужно быть идиотом, чтобы отказаться от радостей жизни.
... завтра с утра он снова уедет в поля и деревни, где расцветают снаряды и красивым цветком распускается смерть. И ничто, кроме нее, в жизни не достойно внимания.
От закона борьбы невозможно уклониться, потому что это закон жизни. человек существует лишь в борьбе, человек живет полнокровной жизнью лишь при условии, что он подвергает себя риску смерти. Любая мысль, любое чувство, подлинны только тогда, когда они подвергнуты испытанию риском смерти.
В глубине сердца, в глубине души я глубоко удовлетворён тем, что происходит. Я всегда верил в худшее, в абсолютный упадок Европы и мира. Инстинктивно я всегда был на стороне Апокалипсиса.
Я умру с верой в «Бхагават Гиту» и «Заратустру»: в них моя истина, мое кредо. Вера самая чистая и индетерминированная, бесконечная вера в лоне скептицизма и безразличия. Вера в невыразимое, в нечто по ту сторону Бытия и Небытия. Убежденность, что в мгновение вечности, в Великий Полдень действие и созерцание суть одно и то же.
Да был ли в моей жизни хоть один день, пусть даже безмерно наполненный и счастливый от присутствия дорогих мне людей или человека либо из-за моего всеобъемлющего и экспансивного приятия жизни, чтобы я не мечтал об одиночестве, чтобы я не исхитрился вкусить от него хотя бы несколько минут, неважно где — в уборной, в телефонной кабинке, в ванной комнате, где оставался на секунду-другую дольше, чем прилично общественному животному. Да, одиночество — путь к самоубийству, во всяком случае, путь к смерти. Разумеется, одиночество дает возможность в большей степени, чем любые другие условия, наслаждаться миром и жизнью; в одиночестве можно получить гораздо более полное наслаждение цветком, деревом, животными, облаком, проходящими вдали людьми или женщиной, и тем не менее это наклонная плоскость, по которой ты катишься, удаляясь от мира.