– Пуля – дура, а ты умница. И руки у тебя золотые. Ну представь, что ты сестра милосердия, ну а я...
– А ты болтун – находка для шпиона, лучше б тебе язык отстрелили.
– Пуля – дура, а ты умница. И руки у тебя золотые. Ну представь, что ты сестра милосердия, ну а я...
– А ты болтун – находка для шпиона, лучше б тебе язык отстрелили.
— Валерьянки ей, что ли, в кофе накапать?
— Да валерьянка тут не поможет, мужик ей нужен!
— Да где же взять такого бесстрашного, разве что мазохист какой-нибудь попадется.
— И какие планы в этот замечательный день?
— Ну... сначала я подмету везде полы, потом застелю пятьсот кроватей, а потом буду мыть унитазы...
— Это комната Кирилла Евгеньевича! Что вы там делали?
— Ну что ты сразу... Не разу контрольную не тырила?
— Вообще-то не тырила.
— Ах, да, забыл, ты же со шваброй родилась...
— Максим, как ты?
— Нормально, все хорошо... Ты знаешь, мысль об убийстве дает мне настрой...
— Что, унитазы не так весело чистить?
— Да, вот пришла, чтобы ты заразил меня и я избавилась от этой работы на пару деньков.
— Ага, хрен тебе... Мы хотим курить в чистых сортирах.
— Смотрю, кто-то встал не стой ноги.
— Спал не на том боку.
— Интересно, и какой же бок у тебя не тот.
— Много будешь знать, скоро состаришься, а там и до кладбища не далеко.
— Недалеко — это сколько, если в километрах?
— А ты уже собираешься? Слишком много узнала?
— Достаточно, чтобы и тебя с собой прихватить и как можно быстрее. Крылов мертв, и я знаю, где его тело.
— Откуда?
— Много будешь знать, скоро состаришься.
Знаешь, когда любишь человека, то чувствуешь его как себя: он страдает — ты страдаешь. Ты ничего не рассказываешь, хочешь меня уберечь, но нет ничего хуже неизвестности! Мне от этого только больней.
— Почему вы разговариваете, когда я веду урок?
— Почему вы ведете урок, когда мы разговариваем?