Все придут на пир, лишь бы повод был.
Сладок уксус на халяву, — кто-то говорил!
Все придут на пир, лишь бы повод был.
Сладок уксус на халяву, — кто-то говорил!
— Моё терпение лопнуло! Я же говорил тебе, чтобы ты вёл себя тихо! Ты погубишь мой отель, если все узнают, кто ты.
— Может, вас просто бесит, что народ наконец-то развеселился?
— Что такое? Это, по-твоему, веселье?! Бессмысленная беготня, прыжки, плавание без воды... Это позорище!
— Вы хоть раз веселье видели?
— Я его изобрёл!
— Удивляюсь, как Ваша Бессмертность от тоски не сдохла...
Что с вами? Смотрите как мне весело! Как будто вокруг эпидемия скуки, а у меня закончился кортизол!
— На меня не рассчитывайте. Я определенно не буду веселиться, пока Блейк в тюрьме.
— Правда? Кажется, сейчас самое время веселиться. О, не надо мне сейчас злую мачеху показывать.
— Молодой человек, какой-то у вас коньяк невеселый. Вы не могли бы нам налить что-нибудь порадостней.
— И побезответственней.
— С оттенком вот этого опа-опа-опа-опа.
Что с вами? Смотрите как мне весело! Как будто вокруг эпидемия скуки, а у меня закончился кортизол!
В проклятых проволочных очках чувствуешь себя так, словно смотришь сквозь черные шелковые женские панталоны, только при этом тебе далеко не так весело.
— Ну и что это?
— Китайская боевая плюшка.
— Они не китайские и не боевые, они с черникой!
Когда Буша избрали на второй срок, мне позвонил один из моих европейских друзей. «Вы что, снова избрали этого парня? — спросил он. — Вы избрали его после всего, что он сделал?» И я пробормотал: «Прости». Помню, что я хотел сказать что-нибудь еще, но вдруг понял, что мне абсолютно нечего добавить.
Давным-давно я вёл одну программу, приходит такой известный российский актер и я его спрашиваю: «Кого вы считаете выдающимися актерами двадцатого века?»
Он так сел и сказал: «Нас немного...»