Ты же знаешь, он не любит, когда нам хорошо, если ему плохо.
У них у всех одинаковые жесты, одинаковые слова, одинаковые узоры на платьях: цветы и птицы. Только под искусно расшитой одеждой давно ничего не порхает.
Ты же знаешь, он не любит, когда нам хорошо, если ему плохо.
У них у всех одинаковые жесты, одинаковые слова, одинаковые узоры на платьях: цветы и птицы. Только под искусно расшитой одеждой давно ничего не порхает.
Мне нравятся древние камни. Улицы, прочерченные шпагами конкистадоров; церкви, вросшие в землю, просевшие крыши — всё это напоминает мне, что я молод.
У нас в Австралии тоже была большая семья. Я была старшей, а старшие — самые лишние из всех ртов.
Сделалось страшно: в другой мир нельзя уходить, не освободив карманы. К тому же ничего не успела рассказать дочке, а дети без семейных историй делаются бродягами.
На севере жить тоскливо. Кроме времён года, ничего не происходит. Даже газетчики, по-моему, выдумывают новости, как братья Гримм — сказки.
Выдирай зубами клоки старой шерсти: мёртвую любовь, дом с барахлом, друзей боязливых. Ни за что не держись и навсегда запомни: лиса дважды в год меняет шкуру.
— То было не моё место.
— А где же тогда твоё?
— Где воздух лёгкий и всё-всё, каждая мелочь, обволакивает, как перчатка пальцы.
... с грустью глядеть на ребятишек, которые счастье лишь в ожидании, а на деле — тяжёлая ноша.