Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит, надо выпить треугольник, на троих его даешь,
Разошелся, так и сыпет, треугольник будет выпит,
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!
Вот, к примеру, захочется выпить вам,
А вам выпить нигде не дают,
Все скрипят да грозят вытрезвителем,
Да в нетрезвую душу плюют.
А на кладбище так спокойненько,
От общественности вдалеке,
Все культурненько, все пристойненько,
И закусочка на бугорке.
— Ой, Вань, гляди, какие клоуны! Рот — хоть завязочки пришей…
Ой, до чего, Вань, размалеваны, и голос — как у алкашей!
А тот похож — нет, правда, Вань, — на шурина — такая ж пьянь.
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, — я — вправду, Вань!
— Послушай, Зин, не трогай шурина: какой ни есть, а он — родня,-
Сама намазана, прокурена — гляди, дождешься у меня!
А чем болтать — взяла бы, Зин, в антракт сгоняла в магазин…
Что, не пойдешь? Ну, я — один, — подвинься, Зин!..
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.
С уваженьем, дата, подпись, отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь, мы напишем в «Спортлото»!
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда!
Это их худые черти мутят воду во пруду.
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Но тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Дорогая передача, во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колют нам второй укол.
Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей,
Только помню, что стены с обоями.
Помню, Клавка была и подруга при ней,
Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал, мне как давай сообщать:
Что хозяйку ругал, всех хотел застращать,
Будто голым скакал, будто песни орал,
А отец, говорил, у меня генера-ал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продохнуть -
Все донимал их блатными аккордами.
А потом кончил пить, потому что устал,
Начал об пол крушить благородный хрусталь,
Лил на стены вино, а кофейный сервиз,
Растворивши окно, взял да выбросил вниз.
Cлайд с цитатой